В самое сердце, или Девочка для Туманова - стр. 25
Вот что еще написать? Как? Ума не приложу. Надеюсь, цензуру мое письмо пройдет, и Никита не заметит, что я выдала направление нашего движения.
— Написала? Дай прочитать. — Сунула ему телефон. Пожалуйста, пожалуйста, ничего не редактируй! Если Ник не будет тупить, то должен быстро понять, что нет в нашем кругу никаких Андрюх. — Хм… поверит?
— Надеюсь...
— А Андрюхе не надо написать? Чтоб знал, как врать, покрывая тебя.
Да! Боже! Как я сама не догадалась?
—Точно! Спасибо, что подсказал, чуть не спалилась.
Я набрала номер Карины и напечатала: «Андрюша, дорогой. Выручай. Скажи моему брату, если позвонит, что мы с тобой на югах. В каком-нибудь захолустье, чтоб не решил приехать. Уехали дикарями на моей машине. Вернусь — все объясню. Спасибо, милый».
Никита прищурился, и покачал головой.
— Если он в это поверит, после возвращения бросай его на хрен.
— Угу…
Брошу, еще как брошу…
Он развязал меня и отправил в кустики. Сам тоже решил кому-то позвонить. Я разрывалась между желанием подслушать и потребностями организма.
На этот раз далеко забредать не стала, поэтому услышала часть разговора:
— Да понял я! Сделал, как ты сказал. Но это слишком долго. Бесит... Да… нет… черт! Я не знаю! Кто-то из них. Спасибо. Перезвоню, как смогу. Надеюсь, не затянется. — Тишина. Отключился. — Маша! Хватит подслушивать. Делай дела и поехали. Нужно успеть до темноты. Вторую ночь в машине не хочу проводить. А дороги тут ужасные просто. Как бы не застрять еще раз.
Когда я выбралась, отряхиваясь, из леса, мне предложили помыть руки из бутыли с водой. Ух прохладная, зато хорошо — чисто. Никита, кстати тоже чистенький. Ах да, не сразу заметила, что вернулся в другой одежде. Какой-то костюм спортивный под курткой, делающий его чуть более простым парнем, сбивающий налет брутальности.
— Идем, перекусим. Я кое-что вкусненькое прикупил.
Подошла к капоту, где лежал пакет с едой, от которого потрясающе пахло… салом! Мммм… боже, вкуснятина какая… не помню, когда так наслаждалась едой. Видимо, голод победил все другие чувства. В том числе злость.
Захомячив булку свежеиспеченного хлеба на двоих, вернулись в машину.
— Ты же не будешь меня связывать?
— Буду, разумеется. Не ругайся — так надо. — Не выдержала и сматерилась. — Эй, а ну не матерись. Не доросла еще для таких выражений, кроха.
— Я совершеннолетняя — имею право. Никит, ну не надо, зачем?
— Надо, Маша, надо.
Думала, опять чулки в ход пойдут. Но нет. Он прикупил веревку и с каким-то садистским удовольствием связал сначала руки, затем ноги. А я лежала все в той же позе, как в первый раз, то бишь, попой кверху, и с замиранием сердца ощущала близость его тела, слушала слегка учащенное дыхание и гадала, волнует ли его происходящее, так же сильно, как меня.