В ритме ненависти - стр. 27

В нём самом, в его манере общения что-то явно подкупало. Он не вызывал раздражения, как можно было бы предположить, он вызывал симпатию. Поэтому Моня, лишь долю секунды, поколебавшись, протянул руку и представился:

– Григорий.

Оказалось, что Олег серьёзно занимается фотографией и после окончания учёбы в Европе, ещё год стажировался в Нью-Йорке, в студии известного мастера. А потом они разглядывали то, что Моня успел отснять. За это время Олег говорил, практически не делая пауз. За короткое время Моня получил огромное количество информации, касающейся частной жизни Олега. Выслушал его мнение по поводу самых разных вопросов: от проблем российского образования и преимуществ двойного гражданства, до опровергнувшей саму себя идеи толерантности, равно как и службы в армии. Отдельным эшелоном шёл ряд сравнительных характеристик, предваряющих развёрнутый анализ технических параметров фототехники некоторых известных фирм. Кроме того, в одном из коротких промежутков между высказываниями, ненавязчиво и радушно, с детской непосредственностью и категорическим неприятием отказа, Моня был приглашён в гости к Олегу для просмотра его, как он называл, фотоэтюдов. Гриша принял приглашение. Хотя и усмехнулся про себя, вспомнив свою коллекцию и ощутив при этом, в нижней части туловища, хорошо ему знакомый холодок.

Олег был высоким, светлоглазым и тонкокостным. Это было полнейшим безумием, это было непостижимо, но Олег чем-то неуловимо напоминал юную Ангелину.

– Я схожу с ума, – обречённо констатировал про себя Моня, – Этого просто не может быть, – подводил он каждый раз печальный итог, но почти бессознательно, под влиянием неведомых импульсов, продолжал подмечать, регистрировать и проводить аналогии между видимыми только ему, схожими чертами.

Та же мягкость спрятанной в уголках рта, едва сдерживаемой, не полностью раскрытой улыбки. Та же грациозность и плавность в движении. Та же утончённость и изящество, только подаваемое в разных формах. Как одно и то же сложное блюдо, приготовленное совершенно разными, но почти в равной степени высококлассными мастерами, каждый из которых использует в работе свои личные находки и секреты. А самое главное, тот же пытливый взгляд светлых, лучистых глаз, выгодно контрастирующих у Олега с тёмными, размашистыми бровями, а у Ангелины с каштановыми, густыми ресницами.

Олег воспитывался у приёмных родителей. В шестилетнем, вполне сознательном возрасте, его усыновила обеспеченная семейная пара. Приёмный отец был высокопоставленным чиновником и некоторое время назад, даже баллотировался в депутаты областного законодательного собрания. Но в самый разгар предвыборной гонки, свою кандидатуру ему пришлось снять из-за тёмной истории с убийством его конкурента. Это было дело, которое вёл Беликов, и в котором приёмный отец Олега каким-то образом оказался замешен. У матери был собственный туристический бизнес, дома она, практически, не бывала. Чем лучше Моня узнавал Олега, тем больше удивлялся, как удалось ему, воспитываясь в этой семье, остаться тем, кем он, вероятно, и был задуман создателем. Сохранив при всём этом себя и свою душевную чистоту. Например, Олег уже в десятилетнем возрасте прекрасно был осведомлён о том, что его усыновление, – это, в большей степени, тонкий психологический ход для продвижения его приёмного отца по шаткой, но блистательной и манящей политической лестнице. При этом не было похоже, чтобы Олега сильно задевало прохладное к нему отношение приёмных родителей. Или их взаимное, многократно оговоренное, условно-доброжелательное взаимодействие, с целью создания благоприятного для родительской карьеры имиджа счастливой семьи. Олег даже сочувствовал отцу, что цель, к которой тот шёл много лет, к которой так стремился, лопнула в один момент, как мыльный пузырь. Олег искренне сокрушался: увы, то, на что отец делал главную ставку, не осуществилось. Надо же, как неудачно всё сложилось для него, взял да и подстрелил кто-то главного отцовского оппонента. И, главное, как не вовремя…