Размер шрифта
-
+
В потоке поэзии – 2 - стр. 26
ларька, где проходящие лечат болезни и
заряжаются градусом, забыв об аспирине.
Похмеляются на второй бок, словно вышел срок —
продлевают себя в виртуальной реальности,
говорят о вчерашнем, вспоминают зарок
не пить, но пьют сивуху или пиво. Дальности
кривого полёта на подкошенных ногах нет.
Сугроб. Маятником тело – налево, направо.
Выпала из кармана пара-тройка мелких монет,
расплющена весом пачка с сигаретами «Ява».
Жизнь продолжается! «Градусная пролонгация»
обездвиживает. Замёрзшие щиплет пальцы.
Мороз пронимает. Час. Больница. Ампутация.
Утро. Минералка и слёзы жены для страдальца…
618 ошибка
Пачка Мальборо в кармане,
новоявленный смартфон.
В развесёлом наркомане
жизнь играет в унисон!
На него и не подумать,
невозможно было знать —
не наделал много шума
и любил родную мать!
На продажах и закладках
наркотических солей
зарабатывал порядка…,
впрочем, множество рублей.
Но, однажды, прекратилось.
Фарт покинул паренька.
И пошло, и покатилось,
и теперь сидит з./к.
в Вологодской зоне старой
за колючкой, где забор.
Вспоминает он гитару
и расчёсанный пробор.
Он мечтал озолотиться,
жизнь построить, как дворец!
Да, хотел остепениться,
ночью думал: «Всё! Конец!
Хватит. Ну её… Работу.»,
но стремленье подвело…
Меркантильную природу
не заглушит даже зло…
619 покаяние
Степь как церковь для меня —
брошусь в покаяние:
«Защити мя от огня,
боли и страдания.
Научи, шепни, полынь,
как разумно жити?
Прочь уныние! Отхлынь
от сердечной нити.
Поделом мне? Поделом!
Степь моя, ты знаешь —
наломал я, словно шторм…
Снова искушаешь
тихим пением цветов
на своём наречии?
Сколько прожитых годов
жил я в бессердечии…
Покараешь? Покарай!
Ты бескомпромиссна!
Хоть осокой мне сдирай
в душеньке нечистой
раны с грязью при дорог,
что впитались крепко.
Я оставлю здесь зарок,
словно душу слепком
подарю, как плач тебе!
Степь моя, ты знаешь —
правда есть в моей мольбе!
Снова искушаешь…»
620 крестьянское прошение
Соха увязла в жирной глине,
крестьянин вымолвил: «Спаси!» —
пронёсся возглас по равнине
студёной болью. «Здесь паси
свою лошадку!» – крикнул барин,
махнул кнутом и двинул в путь
на тройке резвой, а крестьянин,
убитый горем, повернуть
пытался пласт землицы бедной,
не давшей сызнова зерно.
В разрез рубахи крестик медный
наружу выбился – темно
от мыслей горьких и судьбине
в мужичьей стало голове.
Он нёс Россию на горбине!
Он сам России во главе
всегда стоял, но царь не видел!
Да что там царь… Ему б земли…
Он никого бы не обидел,
при нём сады бы расцвели!
Он накормил бы всех страдальцев:
бояр, купцов, царей, цариц…
Земли дородной пару пальцев
он попросил, упавши ниц:
«Чтоб чернозёма сверху малость —
Страница 26