Размер шрифта
-
+
В потоке поэзии – 2 - стр. 15
но я всё продолжаю с Джульеттою грустить.
Стремление любить и вправду беспощадно!
Сердца разогревает назойливая страсть,
которую не смогут в мгновение украсть,
но в наши времена заметят все: «Да ладно!»
Ромео и Джульетта – предвестники скандала,
семейного раздора, любви так на века!
Жена стоит в дверях. «Романтик, я сказала,
пароль восстанови для доступа в ВК!»
561 надоевшее
Маски тканью скрыли лица,
ты двойник и я двойник!
Невозможно веселиться,
пот под масочку проник.
Жар окутал. Знойным взором
смотрит в ценник продавец,
линзы камер ревизором
нас пасут, как тех овец,
что на пастбище гуляют.
Невдомёк им. Боже мой!
Лишь собаки грозно лают:
влево, вправо шаг, постой!
Карантинные задумки
завершатся. Ерунда!
Что ещё таится в сумке
жизни нашей, господа?
562 прошлое
Разрушена хижина тяжестью снега,
летящего с неба.
За серыми стенами стеблей полыни
в печали отныне
деревни и сёла, гремящие ране
стёклами в раме.
Угрюмая роскошь заросшего сада —
слеза и досада.
Детсада фундамент раскрошен на крошки
дождём понарошку.
Дорожки забыты, забиты листами.
Осень местами
заплачет о давнем…
563 форс-мажор
Ветер сбегает с крыш,
пылью туманит взор.
В норке холодной мышь
прячет какой-то сор.
Нужный, но только ей.
Важный, но для неё.
Ветер, сильнее вей!
Ветер, суши сырьё!
Высохнет вмиг зерно —
станет полно еды.
В норке, где мышь, темно,
в норке полно воды.
Ветер, сбегая с крыш,
пылью туманил взор,
ливень беднягу-мышь
выгнал в сосновый бор.
Дома у мышки нет
и под водой зерно —
вот форс-мажорный след
без оговорки «но…»
564 страда
В пшеничном поле властвует комбайн,
мехток звенит и лязгает металлом,
но громкий голос: «Ну ты что? Врубай!» —
доносится несдержанным скандалом.
Царит страда! Горит нещадно время.
Пускает пыль оранжевый «KAMAZ»,
и из-под тента сдует ветром семя
и снова в землю падает. Сейчас
нет никому охоты к разговорам,
к пустой словесности, к горячности идей.
Лишь старый кузов проскрипит затвором:
«Крепись, крестьянин родный, не робей!»
565 уходящие в вечность
Сухая земля поглотила остатки осенней воды,
которая мелким дождём орошала три дня и три ночи.
Прошли облака кучевые, заснули в печали сады,
промокшая яблоня скинула в травы последний листочек.
Дурманящий запах предснежного воздуха русского поля
впитался в белёсый, разбавленный небом, спокойный туман.
Старинная боль возрождалась: крестьянская доля – неволя,
былинная данность шептала в овраге: покой, но обман.
Набухшая грязь на дороге следы каторжан растворила,
когда-то за что-то идущих в последние в жизни края.
Стала пустая дорога в степи для лишённых могилой,
утренним звоном крепких цепей прогреметь ещё раз норовя.
Страница 15