В постели с незнакомцем - стр. 38
Ты обязана страдать за содеянное до конца своих дней.
— Да что с тобой сегодня? Двигалась как покалеченная макака, — прогнусавил Вазген, вламываясь в гримёрку. Часто мигая воспалёнными глазами, то и дело почёсывал покрасневшие ноздри. – Иди в приват-рум, быстро, — похлопал её по ягодицам, поторапливая.
— Это шутка? – соскальзывая со стула, округлила глаза Вера.
— Детка, только давай без этого, хорошо? Не строй из себя чёртову святошу. Какая разница, трясти сиськами для пятидесяти человек или для одного?
— Мы так не договаривались! Матильда не танцует приват, ни для кого!
— Иди, мать твою! – Вазген взял её под локоть и силой вывел в коридор. – Он хорошо заплатил, а деньги не пахнут, рыбка. Тем более, ты собралась от меня валить – я обиделся.
— Вазген, хочешь, я схожу? Как обычно – крейзи-меню? – выглянула из гримёрки Золоторёва.
— Лили, если бы клиент захотел тебя – я позвал бы тебя. Уйди, не мешай, — отмахнулся как от назойливой мухи, захлопывая перед её носом дверь. – Идём же, — потащил Веру практически силой. – Тайна, не тайна – к чертям, если на горизонте маячит куш.
Вера негодовала. Нет, она была в бешенстве! Танцевать для всех или кого-то одного тет-а-тет – разница огромная. Зачастую подвыпившие клиенты распускают руки, и хоть в приват-румах находились скрытые камеры, видео с них всё равно не уходило дальше пульта охраны. Даже если клиент озвереет и нападёт на танцовщицу, скорее всего, дело замнут – слишком влиятельны люди, которые к ним ходят, проблемы никому не нужны.
Официально секс с клиентом был под строжайшим запретом, а вне стен клуба хоть трава не расти. Обычно девочкам удавалось договориться о продолжении банкета после рабочей смены, и случая реального изнасилования в их заведении не было ни разу. Ну, или их очень тщательно замалчивали.
Такая вот жизнь, и ведь не посетуешь – все, кто приходил в «Магнолию», делали это по собственной воле, стало быть, были готовы ко всякому. В конце концов, не плюшками торговать пришли, сфера подобного рода услуг всегда сопряжена с риском.
Вере это всё претило. Она больше ничего не умела – только танцевать, и зарабатывала на этом как могла. Она не любила мужчин, чувствовала неподдельное отвращение, наблюдая за их сальными глазами, ненавидела их жадные прикосновения и покрытые испариной желания лоснящиеся лбы. В общем зале у пилона она абстрагировалась от действительности и танцевала, руководствуясь разумом. Долг по ипотеке уменьшался, тумбочка матери была наполнена нужными лекарствами, а холодильник – едой. Но, танцуя тет-а-тет для клиента, она чувствовала себя уязвимой и незащищённой. Она осталась у Вазгена только лишь потому, что он избавил её от этой унизительной участи. И вот, придётся проходить это вновь...