В понедельник дела не делаются - стр. 33

Но отсидеться в тине он не смог. Прошёл вперёд по салону.

Остановился около длинного, нагнулся и сказал твёрдо, но не обидно. Оставляя возможность отыграть назад достойно.

– Слушай, друг, подними! Нехорошо мусорить!

И вернулся на заднюю площадку. Парни моментально подхватились и двинули туда же. Чавкая жвачками, плечами молодецки поводя.

«Самое главное, – лихорадочно думал Маштаков, – не дать зайти за спину».

Он уже трижды проклял свою несовременную совестливость.

– Ты чё, мужик?! Оборзел совсем, что ли?

Трое нависли над Михой. Все под метр девяносто, на динозавров похожие. Морды угреватые, дебильные. Башмаки у дебилов модные, с прямоугольными носами, «гробы» называются. Сорок пятого размера.

Маштаков ёжился. Профессионально представляя страшные последствия удара таким говнодавом по голове… по жизненно важной части тела.

А снаружи – понимающе осклабился. Опять не обидно.

– Вы чего, ребята? Я сотрудник милиции.

И расстегнул молнию на нагрудном кармашке кофты, подрагивающей рукой вынул ксиву. Взмахнул ей.

На его счастье, гоблины ещё мало успели сегодня выпить.

Какие-то рефлексы у них ещё оставались. На красную книжку в частности. Порычав бессвязно, они рассосались по салону. О, чудо! Долговязый прошкандыбал к месту, где валялись осколки разбитого арбуза. Именно в этот момент, как по команде, открылись двери (остановка «улица Суворова»). Ногой длинный вы-пинал куски арбузные из троллейбуса.

Всё равно парни посматривали на Маштакова осуждающе.

Не могли просто так вынести подобного унижения. Ждали, когда он выйдет. Но Миха от греха проехал до конца маршрута. Парни вышли на предпоследней остановке, махнув рукой на оборзевшего мента.

Лет пять назад Маштаков безнаказанно подобной выходки ни за что не оставил бы. Из первого автомата вызвонил бы подмогу. Притащили бы шпанцов в отдел, оформили по «мелкому»[34], договорились с судьей суток на семь административного ареста и как следует попрофилактировали. Чтобы запомнили, гниды, как себя подобает вести в общественных местах. И как надо реагировать на замечания старших, тем более сотрудников правоохранительных органов.

За годы работы и жизни вообще Миха поумнел. Теперь он знал – никого ничему не научишь! Всех не облагодетельствуешь и не пересажаешь! С каждым годом, как в сказке, становилось всё страшнее и страшнее…

Маришка осталась последней из всех групп. Всех детей давно поразбирали. Она сидела со сторожихой на веранде и горько ревела.

– Почему-у ты так по-оздно?!

– Работа, – оправдывался Маштаков.

Он приобнял дочку за плечи, прижал её худенькое, вздрагивающее тельце к себе. Потом присел с ней рядом. Тыльной стороны ладони осторожно вытер слёзы. А глаза-то – папкины, большущие, карие! – Пошли, купим чего-нибудь вкусненькое? Только такими антипедагогическими методами мог он реабилитироваться. – «Киндер-суприз» купишь? – у Маришки заблестели глазёнки. – Не-е. Дочка, давай «Чупа-чупс» купим, он вкуснее. На «Киндер-сюрприз», шоколадное яйцо со сборной игрушкой внутри, каждый раз разной и интересной (проклятые капиталисты, знают, чем ребёнка зацепить), у Михи не было денег. – Не хочу «Чупа-чупс», «Киндер-