В полете. Мир глазами пилота - стр. 15
Мне вдруг припомнилась торжественная форма папского обращения к народу – Urbi et Orbi – Городу и Миру. Вот он, мир – с высоты его видно лучше, чем откуда бы ни было. А вот город – до чего он прекрасен, когда раскинулся внизу, как электрическими огнями нарисованная карта. А вот иные пространства, наплывающие друг на друга в свободном и беззвучном движении, во вселенной, сотворенной самолетом.
«Столь много перемен, в теченье дня, / Под небосводом тешили меня»>3, – писал Вордсворт. За двенадцать часов на «Боинге-747» можно слетать из Токио в Чикаго, из Франкфурта в Рио-де-Жанейро или из Йоханнесбурга в Гонконг. Неблизкий путь, доложу я вам.
Как измерить полет в людях? Чем больше я летаю, тем это труднее. Иногда после долгого рейса я захожу в свой номер в гостинице, закрываю глаза, и на меня обрушивается тишина. Наконец-то я остался один, впервые за многие тысячи миль. Сколько человеческих лиц прошло перед моими глазами с тех пор, как я проснулся в том городе, где застал меня рассвет? Уверен, за один только рабочий день я вижу их больше, чем некоторые из моих предков видели за всю жизнь. Все, кто несколько часов назад летели со мной, давно уже разошлись каждый по своим делам. Пусть нехитрое сообщество людей, делящих одно пространство, распалось, самолет подарил жизнь множеству других человеческих общин по всей планете. Кто-то из бывших пассажиров сейчас пересел в другой лайнер, кто-то сидит в таком же гостиничном номере, как и я. Кто-то ведет машину по узкой дороге. Он уже почти добрался до своего дома, о котором я не имею ни малейшего представления. Или уже рассказывает, как долетел, тому, ради кого отправился в столь дальний путь.
Иногда, пытаясь уяснить для себя, что же такое современный полет, я думаю о воздухе. Нет, не о том пространстве, в котором мы движемся, и даже не о вордсвортовском небосводе, а скорее о чем-то противоположном. Какая ирония: то, что мы называем воздушным сообщением, то, что переносит нас сквозь всю эту огромную воздушную массу, тщательнейшим образом оберегает нас от непосредственного контакта с воздухом. Мне кажется, что в этом и заключается основная разница между тем, что испытывали пассажиры первых бипланов с открытыми кабинами, и тем, что испытывают путешественники наших дней. Никто пока не знает, на что похожа машина для телепортации (когда мы это выясним, я останусь без работы), но, кажется, мы уже можем приблизительно представить ее себе: уютная кабина или, может быть, удлиненный салон, наполненный кондиционированным воздухом и готовый доставить вас в любую точку планеты.