В поисках жанра - стр. 20
– Вот сейчас добреюсь, потом умоюсь, потом позавтракаю, а потом уже поеду, – сказал он теткам без особого привета.
– Ну вот и отлично, мы с тобой поедем.
Тетки приблизились и свалили свои сумки возле переднего правого колеса.
– Охохонюшки-хохо, – сказала одна из теток.
Что означало в данном случае это емкое слово, Дуров не понял.
Вторая тетка вздохнула более осмысленно. Она развязала свою шаль и сбросила ее с плеч. Краем глаза Дуров заметил густые и, пожалуй, даже красивые светло-каштановые волосы. Тетка подняла лицо к солнцу и вздохнула, и этот вздох ее легко читался. Боже мой, вот и опять весна! Боже! Боже! – так можно было прочесть теткин вздох.
Присутствие этих теток смазало дуровский утренний кайф, и вскоре они поехали. Между прочим, за три минуты до того, как выехал из-за поворота егерь заповедника. Три минуты отделяли нашего странника от серьезных неприятностей.
– А ты сам-то куда, парень, едешь? – спросили тетки с заднего сиденья.
– В Керчь, – ответил Дуров.
Он все-таки включил свой брекфест-шоу и слушал сейчас сводку новостей. Все было как обычно, кто-то что-то отверг, кто-то отклонил, кто-то опроверг…
– Ох, машинка-то у тебя хороша, – сказали тетки. – Папина?
– Почему папина? – удивился Дуров. – Моя.
– Где ж ты на машину-то заработал?
До Дурова наконец дошел смысл вопроса. Возраст. Молод, дескать, еще для собственной машины. Тетки не заметили его морщин, а возраст, видимо, прикинули по внешним очертаниям. С ним уже не раз случалось такое, особенно после недельки, проведенной на пляже, – какое-то недоразумение с возрастом, казавшееся ему почему-то слегка оскорбительным.
– Заработал, – буркнул он и неожиданно для себя соврал: – Черная Африка.
– Ага, понятно, в Африке заработал. – Тетки были удовлетворены.
«Удачное вранье, – подумал Дуров. – Запомним на будущее«. Черная Африка – и все понятно, вопросов нет. Снимаются всякие там разговоры о возрасте и особенно о профессии. Дуров не любил говорить о своей профессии со случайными людьми. Нет, он не стыдился ее, но она была довольно редкой, можно сказать, исключительной, и упоминание о ней неизбежно вызывало вопрос за вопросом и странное покачивание головой, и наконец, когда он заговаривал о своем жанре, следовало «а зачем?«, и тогда уже Дуров в ярости проглатывал язык, потому что не знал зачем.
– А вы, значит, обе в Феодосию? – спросил он, чтобы что-нибудь спросить.
– В Феодосию, в Феодосию, – сказали тетки.
– Я мужика своего ищу, – сказали тетки, вернее, одна из них, конечно, одна из них, должно быть, та, с пышной гривой.