В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность - стр. 20

Однажды вместе со мной сидел мальчишка. Лохматый, с фингалом под глазом. Он был старше меня, но я была рада любому собеседнику. Тем более что мальчишка говорил по-английски.

– Ты кто? – спросила я его.

– Я… человек, – ответил он растерянно.

– А что ты делаешь здесь? – не унималась я. – Тебя судят? Ты с кем-то подрался?

Мальчишка покраснел до самых корней волос, мне показалось, что он сейчас или заревет, или стукнет меня.

– И что ты такая любопытная? Своих дел нет?

– Совсем нет, – вздохнула я. – Мамочка и папочка целыми днями судятся. Такая тягомотина!

Мальчик вдруг обмяк и сказал уже спокойнее:

– У меня тоже. Разводятся. Уже полгода. Имущество делили. Теперь меня делят.

Я ужаснулась:

– Разве можно делить живого человека? Тебя резать будут?

– Уж лучше бы резали! – снова завелся мальчик. – Они уже столько наговорили друг другу, что мне обоих их видеть противно. Уйду от них, куда глаза глядят!

Я задохнулась от жалости к нему. Как же можно жить без семьи? Положила руку на плечо:

– Как же мне тебя жаль, мальчик!

Он сбросил мою руку, вскочил и заорал в самое лицо:

– Тоже мне, «мамочка»! Не надо мне никакой жалости! Ненавижу всех! Лучше сдохнуть под забором, чем жить с такими!

Он ещё что-то кричал, но уже на испанском, и я не поняла.

Он орал, брызгал слюной, вырвался из рук подскочившей полицейской, отшвырнул в сторону стол. Рассыпались разноцветные фломастеры, бумага разлетелась по комнате стаей белых птиц. И вдруг он упал на ковер и зарыдал. Полицейская бросилась из комнаты, а я присела рядом с мальчиком на корточки и осторожно стала гладить его по голове. Сначала он завыл сильнее, потом затих у меня под рукой и только судорожно всхлипывал.

Я запела песенку, какую мне часто пела мама:

Когда в комнату вошли полицейские, врачи, какие-то мужчины и увели мальчика с собой, он уже не буянил, а шел с ними сосредоточенный и угрюмый. Он оказался высоким, выше меня на две головы. В дверях он обернулся и посмотрел на меня долго и пристально. Глаза у него были голубые и пронзительные. В них было столько горя, что я не выдержала и отвела взгляд.

Я потом много думала об этом мальчике. Как его поделят? Как он будет жить дальше? Он сказал «убегу». Может быть, он прав? Я вспомнила тот день, когда мои родители поссорились, и я хотела уплыть от них за горизонт. Если бы мне пришлось выбирать между мамочкой и папочкой, я бы лучше умерла. Я люблю их вместе. Их нельзя делить!