В плену у снежной бабы - стр. 8
Снежана поняла его. – Извини, другого нет.
– Ладно, пойдет, – согласился он.
Они, молча ели, и минут пять не произносили ни одного слова.
Ее почти белые волосы выбились из прически (если «пучок» можно было назвать прической) и упали на плечи. Она даже не убирала их, не обращая внимания, и вообще вид у нее был усталый.
– Слушай, – сказала она, – у меня такое чувство, что это я виновата, что ты тут оказался. И меня это совсем не радует, я тоже не в восторге, что нянчусь тут с тобой, я, знаешь ли, гостей не ждала.
– Вот поэтому и хочу поскорей убраться отсюда, самому противно все это…
– Понимаю, я тоже тебе противна. Уже говорила об этом, еще раз скажу: можешь попроситься на постой к Пономаревым или к бабе Кате.
– Ладно, не сгущай краски, ничего ты мне не противна, напротив, спасибо, что не бросила…
Она выдохнула. – Неужели? Слышу слова благодарности, а то я думала, вы все как один… из одного теста…
– Ну ладно, давай без подковырок, ты, знаешь ли, тоже не идеал. И вообще, ведешь себя как охранник, два раза уже завалила меня, как на спортивной арене…
Она оживилась, появилась улыбка и ямочки на щеках. – Так я спортсменка, первый разряд по самбо…
Зубарев забыл поставить на стол кружку, так и держал ее, глядя на хозяйку. Потом пришел в себя, усмехнулся. «Надо же, самбистка, – подумал он, а вслух спросил: – А что ты забыла здесь? Разве тебе тут место? – он окинул взглядом деревенское жилище.
Она пожала плечами, показывая, что ее все устраивает. – Бывают в жизни страницы, когда хочется скорей перевернуть их и жить дальше, отсидевшись где-нибудь в укромном уголке. Вот и уехала сюда.
– Зачем? Наверное, были соревнования, была цель – стать кандидатом в мастера спорта…
Она вздохнула, посмотрела на него – успокоившегося, обмякшего после встряски, и казалось, смирившегося с происходящим. Его темные, почти черные волосы с модной стрижкой, темные ресницы и карие глаза – все это она разглядела именно сейчас. Ей даже показалось, что он смотрит на нее с сочувствием.
– Я ребятишек тренировала в спортивной школе… мне нравилось, – призналась она. У меня отец спортом занимался, и мы жили в городе… папа, мама и я.
В десятом классе училась, когда родители возвращались из театра… кому-то понравилась мамина сумочка… отец заступился… его ранили… и в тот же вечер он умер в больнице.
Она замолчала, опустив глаза. Только что перед Зубаревым сидела сильная женщина, а теперь, казалось, она съежилась, став меньше и выглядела абсолютно беззащитной.
– Мама два года не могла успокоиться, потом и ее не стало.
Она очнулась, налила еще кипятка в кружку. – Спорт меня спас. Но больше всего мне нравилось заниматься с детьми.