В плену - стр. 4
Алексей сдался:
– Хорошо. В какую, примерно, сумму может обойтись эта деталь? А точнее, картина?! Судя по тому, что с нами многоуважаемый Арсений Викторович.
– Ты прав, – согласился хозяин, не снимая улыбку с лица. – Я хочу приобрести картину. Картину, являющуюся шедевром мировой живописи.
– У тебя уже был шедевр, который ты продал три года назад. Шедевр, которому цены нет.
– Как видишь, – серьёзно сказал Дмитрий, – всему в этом мире есть цена. Даже такому гению.
Алексей в долгу не остался:
– Даже тому, кто изображён на полотне?
– Даже ему, – зло огрызнулся олигарх. – И не мы самые страшные преступники. Мы всего лишь иногда торгуем искусством, а кто-то торгует его именем. Причём, – массово. Вот где самый циничный бизнес. Мы мелкие грызуны на фоне саблезубых тигров.
Атмосфера резко накалилась. Но тут вмешался, доселе слушавший и молчавший, искусствовед, исполнив роль психолога:
– Господа, надо не спорить о прошлом, а решать настоящее. – И, обратившись к хозяину, деловито спросил. – О какой картине идёт речь?
Дмитрий сделал паузу, посмотрел на Арсения, потом глянул на Алексея и, вернув взгляд на искусствоведа, негромко и обыденно сказал:
– Речь идёт о картине Рембрандта «Христос во время шторма на море Галилейском».
Борис к этому сообщению отнёсся равнодушно. Как, впрочем, и ко всей беседе. Алексей насторожился и напрягся, хотя название картины ему ни о чём не говорило. А вот Арсений Викторович чуть не поперхнулся вином, когда смысл сказанного через ушную раковину достиг его мозга.
– Этого не может быть! – воскликнул он. А через секунду выдал другое восклицание. – Дмитрий, вы с ума сошли! Она же в розыске! Числится похищенной с девяностого года! Если вас не дурачат и не разыгрывают, то…
– То им придётся горько пожалеть, если кто-то вздумает меня дурачить, – хладнокровно сказал хозяин. – Только я так не думаю. К тому же, дорогой Арсений, именно для этого я вас и пригласил. Вы не просто искусствовед, но и крупнейший специалист по Рембрандту.
– Не только по Рембрандту, – самодовольно уточнил профессиональный ценитель прекрасного, – но и по всей голландской живописи. Хотя, скажу без хвастовства, и это не будет преувеличением, что я не хуже знаю всю живопись периода Возрождения. – А потом и вовсе завернул. – А если честно и без ложной скромности, то я большой знаток живописи вообще.
Арсений аж зарделся от стеснения, ожидая похвалы. Но речь пошла не о его персоне.
– Дима, ты точно сошёл с ума, – спокойно, но с грустью сказал Алексей. – На хрена тебе это надо?
Ничуть не обидевшийся седовласый Перминов, с высоты своей пенсионной мудрости, согласился с прозвучавшим вопросом.