В память о лучшем - стр. 10
И вот после ряда сплошных незадач, в один прекрасный вечер, достойный пера Достоевского, в трагический вечер, я запретила себе играть в ближайшие пять лет. Скажу сразу – эти пять лет обернулись кошмаром. Звукам всех труб со всех прокручиваемых пластинок не удавалось перекрыть позвякивание фишек над нашей головой, а когда, направляясь потанцевать, мы шли мимо входа в казино, я слышала грудной голос крупье, возвещавший: «Ставки сделаны! Ставок больше нет!» Этот голос резонировал, аки глас Моисея или благодетельного, но строгого Бога, изгнавшего нас из рая. Я говорю «нас», поскольку мои друзья, верные и преданные, сопереживали мне, наложившей на себя картежную епитимью, и ускользали из дому втихаря, поодиночке, дабы попастись на зеленых пастбищах запретных наслаждений. Меня же снедала мысль, увы, запоздалая: «Следовало бы наложить запрет на все и всяческие запреты!» Я возненавидела Монте-Карло, где нельзя было играть, и мне ничего не оставалось, как отправиться в Лондон, где вообще-то мне было нечего делать.
Делать в Лондоне мне было нечего, однако мой тогдашний литературный агент объявил, что некий зловредный англичанин – как его звали и чем он занимался, я начисто позабыла, – так вот, что он, нажив на мне целое состояние, вроде бы 25 000 франков, отказывается уплатить свой долг. Я решила поехать, чтобы, во-первых, с помощью агента взыскать с него деньги, поскольку мои финансы пели романсы, а во-вторых, побывать в Лондоне, который я знала плохо, впрочем, как и по сей день. К тому же я вспомнила одного милого знакомого, с которым давненько не виделась. Это было десять лет назад, и все же расходы на билет и отель сложились в приемлемую сумму. Короче, мы отправились в Лондон, остановились в отеле – копия тех, что фигурируют у Агаты Кристи, – а вечером меня и моего агента пригласил на ужин тот самый милый знакомый. Мы ужинали в ресторане «Аннабель», по тем меркам весьма изысканном, и за десертом мой английский кавалер сообщил мне, что этажом выше – прямо над нами – находится клуб «Клермон». Мне рассказывали о нем парижские друзья – с восхищением и некоторым испугом – как о типично английском клубе, где игра достигает высокого накала, несмотря на всю холодность британцев.
Словом, мы поднялись в игорный зал, где мой друг представил меня, но, наслышанный о моих пристрастиях, покинул на часок за столом «железной дороги», а сам спустился выпить за мое здоровье на пару с агентом, который, по правде сказать, несколько встревожился. Тем временем я стала осматриваться. То была просторная, но уютная зала с обшитыми деревянной панелью стенами и кожаной мебелью. Здесь находилось несколько неподражаемых образчиков английского высшего общества: владельцы конюшен, которые в перерыве между партиями вели разговоры исключительно о забегах; две экстравагантные старушенции в шляпках, украшенных цветами, и увешанные фамильными драгоценностями; недостойный юный наследник одной из самых славных фамилий Англии, а прямо передо мной – великосветский друг из Парижа, который тоже с перепугу завращал глазами, увидев, что я усаживаюсь за большой стол. Играли на гинеи, я же не имела представления об их котировке, и кто-то сбивчиво забормотал мне на ухо объяснения, а чья-то услужливая рука тут же подала мне кучу жетонов и подсунула бумажку, которую я весело подмахнула, после чего игра началась.