В ожидании полнолуния. Женский роман с мужскими комментариями - стр. 32
Не могу сказать, чем именно не устраивала современную Коллонтай работа наших правоохранительных органов, потому как попросту и читать не стала текст, который начинался словами: «До каких пор…». Но вежливо объяснила, почему редакция не может в данное время использовать её труды, и мадам удалилась, весьма удовлетворённая нашим общением.
– Ох, и надоела мне эта мадам Коллонтай! – сказала я.
– Какая странная у женщины фамилия, – заметила Люда.
– Чего тут странного? Смирнова – она и есть Смирнова.
– А разве её фамилия – не Коллонтай?
Это было уже слишком. Я только было собралась просветить Люду о роли мадам Коллонтай в истории Советской России, как в дверь кабинета постучали. Стук был какой-то неуверенный и робкий, будто мышка поскреблась. Такой же неуверенной в себе выглядела и пожилая женщина в чёрном плаще с капюшоном, проявившаяся на пороге. Она взглянула на меня, потом на Людмилу, затем устремила взгляд в пространство между нами и именно у него нерешительно спросила:
– Дарья Дмитриевна?
– Это я. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, – предложила я, указав посетительнице на стул.
Она присела и принялась теребить растрескавшиеся от старости ручки своей старомодной сумочки, которую держала на коленях. Я ждала, пока женщина объявит о цели своего визита, и смотрела на неё выжидающе и одобряюще. И она, собравшись с мыслями, наконец, неспешно произнесла:
– Я – Антонина Петровна Горелова. У вас мой сын Алексей художником работал. Вот мне и посоветовали к вам обратиться. Вопрос квартирный. Вы уж, извините, на адвоката денег нет, может, вы что-нибудь посоветуете.
Это так понятно, хотя и возмутительно! Люди заставляют журналистов вникать в свои проблемы, за решение которых юристам надо платить. При этом обращающиеся за помощью искренне считают, что время, которое они отнимают у журналиста, как и его интеллект, ровным счётом ничего не стоят.
– Рассказывайте, – я взглянула на женщину с сочувствием и в очередной раз вспомнила нарисованную «Мёртвую петлю», свою последнюю беседу с Лёшей и длинную линию жизни на его руке, которая оказалась обманчивой.
– Что и рассказывать-то, не знаю! Сына похоронила и без крыши над головой осталась. Моя квартира теперь уже не моя, – Антонина Петровна всхлипнула, и я испугалась, что сейчас она ударится в слёзы, как это часто бывает с посетителями, которые собираются поведать о своей беде. Опыт, сын ошибок трудных, подсказывал, что в таких ситуациях лучше попытаться не допустить наступления истерики, чем потом долго и нудно человека успокаивать, и вопросы посыпались на бедную женщину как конфетти на новогоднюю ёлку: