В огонь - стр. 8
«В 80-м в Тбилиси на рок-фестивале заняли первое место после “Машины времени”, обошли московский “Автограф”, саратовский “Интеграл” и николаевский “Диалог”… Все тогда гонялись за эстонским роком, прибалты хорошо играли: “Рок-отель”, “Радар”, “IN-SPE”, “Касеке”, “Фикс”, “Апельсин”, “Витамин”… В Москве выбросили “Рую”, и я полдня простоял в ГУМе на третьей линии, чтобы купить винил. И “Розы для папы”, первый альбом “Магнетик Бэнд”, еле достал. А потом уразумел лет через десять: одна вещь слизана из “Цеппелинов”, другая с “Джетро Талл”, третья – у “Чикаго”, четвёртая – у “Блад, Свит энд Тирз”. И эта лоскутная компиляция была в моде и мы восхищались… А Иво Линна из “Рок-отеля” – скверный эпигон Бартина Камингса из канадской супер-группы Guess Who, певшего в 70-м лучше чем Гилан… А тембр и регистры вокала скопировал у покойного Ронни Ван Зана из Lynard Skynard, угодивших некстати в авиакрэш и так и не прилетевших из Алабамы на Московскую Олимпиаду… А, кстати, где та пластинка с эстонцами?.. Пылится в подвале родного дома в дальнем Подмосковье… Или, может, осушили залитую фекальными водами яму, нашли поцарапанный отёкший винил, поставили на проигрыватель с корундовой иглой, не услышали ничего кроме треска и в сердцах разбили?.. А ты не вспоминай. Ты проезжал С. один раз, когда тебя “в порядке перевода” перебросили с Кубани в Москву. Ты уже никогда не сунешься в С., если только не пошлют. Гуннар Граппс окочурился от разрыва сердца в неполные пятьдесят лет, так и не прорвавшись из Эстонии в Штаты. В Союзе ему записали четыре винила, а свои потом в Тал-лин-не и “сорокопятки” не выпустили – не нашлось спонсоров. Это Советский Союз с ними возился, с эстонцами-латышами этими, в люди выводил, а так эти прибалты никому не нужны… Эх, ты, “Леди ‘Блюз”!»[3]
По скользким металлическим ступенькам стал осторожно спускаться в полуподвал цокольного этажа. Нащупал глазом на одном из гранитных сводов поблекшую табличку, возвещавшую, что когда-то здесь Тредиаковский благополучно сдал какой-то важный экзамен…
Вспомнился вдруг обрывок лекции в незаконченном лет двадцать назад гуманитарном вузе.
«Ах, да, реформировал российское стихосложение. Тона – ударения и силлабику – количество слогов слил в единый дискурс, и получилось наше посконное силлабо-тоническое стихосложение. А потешались над ним дворяне, потому как из безродных был и клоун изрядный… Впрочем, у нас самих сейчас затевается цирк».
В полутёмном конференц-зале обрывались у стен полукруглые ряды кресел с откидными сидениями. В освещённом партере обрисовалось несколько знакомых фигур, известных только своим «секретарей» и «председателей». На столе, застеленном зеленым сукном, установили таблички с именами участников. Поперёк кирпичной стены вывесили кровавое полотнище с корявой серой надписью: