В лесах Сибири. Февраль-июль 2010 - стр. 25
Я люблю лесные прогулки. В лесу стихают все звуки. Посещая готические соборы во Франции или в Бельгии, испытываешь похожую робость. Мягкое живое тепло проникает сквозь полуприкрытые веки в череп и распространяется по телу. Уходящие в небо кроны сосен и высоченные своды соборов производят на меня одинаковое по силе впечатление. Но отныне каменной кладке я предпочитаю лесную чащу.
Деревья тонут в глубоких сугробах. Ветер никогда их не сметает. Даже в снегоступах ноги вязнут. Следы на снегу рассказывают о ночной жизни многочисленных таежных обитателей: рысей, волков, лисиц и соболей. Недавно здесь произошла трагедия, кое-где виднеются капли крови. Следы – это беззвучный речитатив леса. Животные, размер лап которых пропорционален массе тела, не проваливаются в сугробы, а вот вес человека снегу не выдержать.
Тишина иногда прерывается криками соек. Пернатые стражники устроились на верхушках сосен, играющих роль дозорных башен. Птицы кричат, потому что я вторгся на их территорию. Никто никогда не спрашивает у животных разрешения посетить их владения.
Стволы деревьев покрыты лишайником. Давным-давно я читал сказку о том, как некий бог бродил по лесу, и ветки цеплялись за его одежду, разрывая ее в клочья, которые оседали на деревьях и превращались в лишайник.
У сосен грустный вид. Наверное, им холодно. Я начал подъем час назад; альтиметр показывает семьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Последний рывок, чтобы подняться на высоту девятьсот метров – туда, где лес слагает оружие. Наверху снег, обтесанный ветрами, покрыт плотным настом. Идти становится легче. Продолжая подниматься, достигаю узкой лощины, которую мне предстоит пересечь.
Там, где лес обрывается, одиноко растут несколько лиственниц. На лазурном фоне четко вырисовываются их слегка изогнутые ветви. Настоящая гравюра Хокусая – кора деревьев цвета потемневшего золота, синяя гладь озера и белые звезды трещин на льду.
Иногда земная твердь уходит из-под ног. Снег, укутавший заросли кедрового стланика, проваливается подо мной. Я падаю, снегоступы застревают в сплетениях ветвей. Чертыхаясь, выбираюсь из ямы. У Варлама Шаламова есть рассказ о стланике. То ли куст, то ли дерево, в конце зимы он стряхивает снег и распрямляется во весь рост, возвещая о наступающей весне и даря надежду.
Достигнув отметки в тысячу метров, карабкаюсь по каменным выступам, обрамляющим склоны долины. Гранитные зубцы прибрежных скал нависают над озером. Некоторые мои друзья живут исключительно ради этого – взбираться на недосягаемую высоту, парить между небом и землей, пребывать в царстве абстрактных форм и вдыхать разреженный воздух, щекочущий ноздри, но лишенный запаха. Когда они спускаются с гор, им кажется, что все вокруг наполнено зловонием. Альпинисты в городе – несчастные люди.