В лесах Сибири. Февраль-июль 2010 - стр. 11
Лесная хижина, разве это не самый яркий символ простоты? Под этими соснами жизнь сохраняет свою естественность. Время, оставшееся после ежедневной физической работы, посвящено отдыху, созерцанию и маленьким удовольствиям. Список необходимых дел сокращается. Почитать, принести воды, нарубить дров, сделать запись в дневнике, приготовить чай – все это становится священным ритуалом. В городе каждое действие совершается в ущерб чему-либо. В лесу мы накапливаем, в городе – тратим.
19 февраля
Девять вечера. Сижу у окна. Робкая боязливая луна ищет и не находит в пустом небе родственную душу. Я, привыкший цепляться за каждую секунду и выжимать из нее все до капли, учусь созерцанию. Самый верный способ обрести философское спокойствие – это когда вам не остается ничего другого. Часами сидеть у окна с чашкой чая в руке, позволить пейзажу обрастать ранее незамеченными деталями, ни о чем не думать. Потом вдруг поймать и записать промелькнувшую мысль. Окно – источник красоты и вдохновения.
Два часа провожу в позе доктора Гаше с картины Ван Гога: ладонь подпирает щеку, глаза устремлены вдаль.
Вдруг в тишине раздается приближающийся звук моторов, и свет фар пронзает темноту. По льду на север едут машины. Достаю бинокль. Они движутся прямо по направлению к мысу Северный Кедровый. Минут двадцать спустя восемь внедорожников, украшенных рекламными щитами, выстраиваются на берегу. Оказывается, высокопоставленные иркутяне, члены партии «Единая Россия», совершают восьмидневную поездку по Байкалу. Они собираются провести ночь здесь, в палатках. Как я узнаю позже, среди них есть сотрудник ФСБ, несколько приближенных губернатора и директор заповедника. Берег теперь изрыт следами от колес. Кажется, этим типам нет никакого дела до свежевыпавшего снега. Девственный белый покров безнадежно испорчен. Откуда это неистребимое желание запятнать чистоту, избороздить нетронутые просторы, растоптать все, что только можно?
Моторы продолжают работать, из динамиков звучит голос французской певицы Надьи. Кумир подростков во всем мире, она любима и в русской провинции. Я удручен. Закрываю дверь и, пытаясь успокоиться, выпиваю 250 граммов водки «Кедровая». Слышу крики моих непрошеных гостей. Они сделали прорубь, расставили видеокамеры и, издавая громкие вопли, поочередно ныряют в ледяную воду. Это зрелище чем-то напоминает мне издевательства над новобранцами в чеченских казармах.
То, от чего я бежал, внезапно обрушивается на меня: шум, убожество, разгоряченное тестостероном стадо. Жалкий дурак, я рассуждаю об аскетизме и читаю Руссо. Меня ждет участь монахов-бенедиктинцев, когда-то затворившихся в монастырях, а теперь вынужденных проводить экскурсии и излагать устав святого Бенедикта толпе равнодушных туристов. В IV веке отцы-пустынники искали полного уединения и решили отгородиться от мира. Они удалялись в пустыню, прятались в пещерах. Подальше от разных грешников, на которых не распространялась их любовь. А если сегодня где-то на городских окраинах случается стрельба, об этом просто пишут в газетах, а виновных отправляют за решетку.