«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников. - стр. 33

И Юрий Евгеньевич занялся поэтикой. И наступил момент, когда счастливое сочетание таланта, ума, эрудиции, трудолюбия явило такие образцы поэзии, которые можно назвать совершенными. Потому что Ряшенцеву подвластно всё. Откуда берутся у него эти летучие строки, эти образы, рождающие живой, просторный, гулкий и ветреный мир? Каким чудом сопрягаются слова в фантастические рифмы, виртуозные строфы? Тут тебе верлибры и терцины, сонеты и… частушки. Он даже собственную строфу изобрёл, как, уж извините за сравнение, Пушкин – «онегинскую строфу»! И ведь не холодный эксперимент, а живая, страдающая и любящая душа видна в этих стихах! Юрий Ряшенцев – один из тех поэтов-шестидесятников, чей талант не оскудел и не иссяк. Он много и плодотворно работает и пишет всё лучше, пронзительнее и – прозрачнее, доступнее. И это хорошо, потому что лирика Ю. Ряшенцева в силу своей сложности, интеллектуальности известна гораздо меньшему числу людей, чем его песни.

Да, Юрий Ряшенцев – поэт Божьей милостью. Сам он так определяет сущность поэта: «Поэт – это профессия, которая позволяет делать состояние предметом искусства. Если ты поэтически воспринимаешь действительность, но не можешь это выразить, то ты всё-таки не поэт. И если ты умеешь слагать слова, но не имеешь поэтического состояния, то ты тоже не поэт»?[32]

А на одной из встреч со студентами привёл замечательные слова (к сожалению, не вспомнил автора): «Поэзия – это слово в воспалённом состоянии». И добавил: «С температурой 36,6 стихов не напишешь. Она должна быть к сорока!»

…Какие в стихах Ряшенцева точно схваченные и запечатлённые моменты жизни, движения души – остро и изящно одновременно. То, что ты ощущаешь смутно и невнятно, он обнажает молниеносно и точно: «Обещаний такой беспощадный излишек и такая нехватка немедленных жестов судьбы…»

Как прелестны прозрачные строки с внутренней рифмой: «По наберЕжной по небрежной». Какая полнота жизни и чистота души, любящей и нежной. В одном стихотворении есть сочетание «бульвара пасмурный уют». Вот такое же ощущение от стихов Ряшенцева: уют, но не пасмурный, а щемяще-печальный и счастливый. Ведь счастье и беда в его стихах всегда рядом.

С 1972 года Ю. Ряшенцев работает в жанре музыкальной драматургии. «Когда я работал над спектаклем Пети Фоменко по пьесе К. Финна, – рассказывал поэт, – музыку к нему писал Модест Табачников, великолепный мастер, одессит со всеми вытекающими отсюда последствиями. Он дал мне «рыбу» – ритмический рисунок написанной им мелодии, я написал текст и принёс ему. Он, сидя за роялем, поставил перед собой этот текст, долго смотрел на него и наконец сказал с отчаянным акцентом: «Слушай, что ты мне написал? Ты знаешь, что ты мне написал? Это ж только Сёма Кирсанов может написать, потому что он со мной из одного города! Рита, иди сюда! Посмотри, что этот мальчишка мне написал!» Появилась жена, посмотрела, повернулась ко мне и сказала: «Шлягер!» Я впервые узнал это слово и понял, что «шлягер» – это хорошо. Они долго вдвоём распевали этот текст, потом она ушла. Я сижу спокойный, довольный, наслаждаюсь мечтами о грядущей славе, и вдруг Табачников, всматриваясь в текст, говорит: «Что ты мне написал, слушай?» Я говорю: «Как что? Шлягер!» – «Какой шлягер?! Рита, иди сюда!» Она смотрит текст и говорит: «Это могло бы быть шлягером, но вы написали: «Я шёл». Вы что, не понимаете, что в Советском Союзе певиц в десять раз больше, чем певцов? Какие же мы авторские будем получать?» «Ну хорошо, – говорю я. – Давайте сделаем: «Я шла»!» «Мальчик, – сказал мне на это Табачников, – никогда не пиши: «Я шёл», «Я шла». Ты пиши: «Я иду»». Так началась моя работа в жанре музыкальной драматургии. А тот шлягер так и не увидел свет, потому что спектакль провалился.»