Размер шрифта
-
+
В доме на берегу - стр. 49
© Пронина Р., 2024
«Быть норкой мыши на поле битвы…»
Быть норкой мыши на поле битвы;
Быть хлебом, брошенным голубям.
Быть не молящимся – быть молитвой
Без слов, прочитанной про себя.
Письма, спасенного из камина,
Быть парой сбивчивых кратких фраз;
Быть незаметным пучком морщинок
Вокруг прикрытых усталых глаз.
Быть самым первым сбежавшим гостем,
Сидевшим с рыбками в уголке,
И самой нижней насечкой с ростом
На облупившемся косяке.
«Ты хотел меня видеть, похоже…»
Ты хотел меня видеть, похоже,
И поэтому нервный и злой.
Я исчезну в пустынной прихожей,
Чтоб запомнить, как было одной.
Жаль, такие, как ты, не танцуют
И не пишут, дразня, ерунды.
Чей-то прадед с портрета, бликуя, Улыбается мне с высоты.
Час молчания перед уходом
Был счастливейшим в этом году.
Я уйду и запомню свободу.
Напиши мне, когда я уйду.
Напиши мне, что злишься от шума,
Глупых шуток и боли в висках;
Если больше не сможешь придумать,
Напиши все на трех языках.
Ты в западне, ты прижат турникетом,
Ты прикоснулся к ножу,
Но не целуй меня как сигарету, —
Я тебе не наврежу.
Милый и слабый, ты бросить не можешь
И на меня не смотреть:
Ты из молчания, мяса и кожи,
Из никотина на треть.
Ну и молчи. Синяки пожелтели,
Голос надорванный сшит,
Шумное сердце в прокуренном теле
Вместо тебя говорит.
Это безмолвие – ссохшийся панцирь —
Будешь смешно волочить.
Спорим, что я перестану смеяться,
Если ты бросишь курить?
«Ты принес на пальто затихающий город…»
Ты принес на пальто затихающий город,
Двор-колодец с чернеющей крышей без звезд,
Лед залива, что пасмурным утром был вспорот,
Шерсть собаки и сильный мороз.
Заскочил посмотреть, как актер до начала
Смотрит в зал из пронизанных пылью кулис,
И со смехом сказал, чтобы я перестала
По-московски сбегать с эскалаторов вниз.
Если в нашем подъезде погладил собаку,
Вымой руки теперь, – она точно больна.
Может быть, я взгляну, как размыт полумраком
Ты – фигура, ты – форма, прямая спина.
И рука моя, сжавшая ключ, на прощанье
Сразу стала, чуть дрогнув, крепка и тепла.
В сотнях месяцев собственных воспоминаний
Я такой, как сейчас, никогда не была.
«Она не оставит в покое…»
Она не оставит в покое
Меня. Под крахмальным шитьем
Жмет сердце как будто незлое,
И ты здесь уже ни при чем.
Твоя к ней любовь – в крошках хлеба,
Неубранная простыня —
Сейчас с распалившимся небом
Ползет и ползет на меня.
Я эту любовь ненавижу,
Мне страшно представить ее.
Не стать бы скелетом под крышей,
Обвитым веревкой с бельем.
Шаг, два по замшелым ступеням;
Пыль в туфле – от пятки к носку.
Не телом распухнувшим в Сене
Доплыть бы, прибившись к песку.
Твоя к ней любовь, как бродяга,
Страница 49