В дебрях урмана - стр. 6
Тихон назвал своё имя и фамилию, оставшись довольным весёлым характером нового знакомого. В Хряще было что-то подкупающее, притягательное, но что, Тихон понять не мог, главное, напарник Бориса ему понравился.
– Поехали ко мне на хату, а там и встречу обмоем и пошепчемся, – распорядился Хрусталёв, увлекая гостей за собой к стоянке частных извозчиков.
Ехали по городу и через окна машины разглядывали город, по дороге Гребнев предложил:
– Надо бы тормознуть у какой лавки, водочки купить и закусону.
– Не парься, всё есть, голодом томить не буду, – рассмеялся Хрусталёв.
Наконец «Москвич-401» остановился у небольшого дома, расположенного на окраине города. Здесь частный сектор, с усадьбами и небольшими огородами. Вышли из машины, Хрящ открыл калитку и пригласил:
– Заходи, братва!
Провёл во двор, отомкнул замок и широко открыл дверь.
– Прошу в моё скромное логово. Будьте как дома.
– Но не забывайте, что в гостях, – вставил Борис.
– Нет, Боря, тут ты не прав, наоборот, забудьте, что в гостях, и располагайтесь как дома.
– Коли так, тогда замётано. Хата-то твоя?
– Нет, одного кента, его уж в живых нет, на меня переписано.
Хрусталев для встречи, вернее, для угощения друга подготовился основательно. Еды было всякой и впрок, и хорошо, что так, поскольку Гребнев прибыл не один.
На столе появились мясные и рыбные копчёности, соления, отваренная картошка, предложил и приготовленную с утра уху. Расставил три стакана, разложил ложки и вилки, затем словно фокусник извлёк из холодильника пять бутылок пива и бутылку водки с наклейкой «Стрелецкая». Стекло на ней сразу покрылось лёгкой испариной, что придало алкогольному флакону своеобразную привлекательность.
Притомившиеся гости дальней дорогой и за сытный стол – это для них блаженство и упоение. Пили и ели со зверским аппетитом, пили и чай, меж тем и вели беседу. Говорили о былой жизни на зоне, о казусах и перипетиях человеческих судьбах, оказавшихся за колючей проволокой, вспоминали и о побегах зэков, и кому удалось сбежать, а кого настигла кара.
Захмелев и расчувствовавшись, спели куплет из блатной лагерной песни «Мурка»:
Слова песни и воспоминания тронули нервы, и Гребнев не выдержал. Поддев на вилку очередной кусочек малосольного хариуса, произнёс:
– Ай, хватит о былом. Расскажи лучше, чем сам живёшь-промышляешь, ведь не зря звал.
– Хочется думать не зря, – подтвердил Хрусталёв. Налил всем по четверть стакана водки, поднял свой стакан и призвал чокнуться: