В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - стр. 30
– Это что за дом здесь? – спросил я.
– Кумирня Матеня называется. Но при ней монастыря нет. В начале весны сюда приезжают ламы из нашего монастыря и служат молебствие о хороших кормах и благополучии скота по всей долине. Долина Кобу – моя родина, здесь киргизов нет, живут только калмыки. Там дальше под Сауром монастырь, в котором я учился, и ставка нашего князя Хобук-бейсе.
Меня удивила лента леса, тянувшаяся из ущелья Саура до кумирни Матени в долине Кобу, где леса больше нигде не было видно. Я спросил Лобсына, какой это лес.
– Лиственница, она по всему Сауру растёт.
– Как на Алтае! – вспомнил я.
– А здесь это последние деревья лиственницы. В Тарбагатае, который подходит близко к Сауру, лиственницы нет, растёт только казачий можжевельник; то же в Коджуре и Уркашаре, а в Барлыке лес хороший, но только еловый.
Позже консул подтвердил, что лиственница перебрасывается из Алтая на юг через широкую долину Чёрного Иртыша и образует леса в Сауре, оканчиваясь у кумирни Матени в долине Кобу, а тянь-шанская голубая ель от Тянь-Шаня распространяется на север в Джунгарский Алатау и Барлык, но не дальше. В промежутке между Сауром и Барлыком в горах нет ни лиственницы, ни ели, а встречаются казачий можжевельник и немного берёзы, осины и вербы.
Вид из долины Кобу на юг был интереснее. Хребет Семистай тянулся здесь, как высокая зубчатая полуразрушенная стена. Острые вершины гор обрывались к северу высокими скалами красного цвета; к ним примыкали более низкие скалистые горы, как будто состоявшие из обрушившихся сверху громадных глыб. В разных местах высились отдельные крутобокие скалы, похожие на развалины башен и замков. Узкие ущелья круто поднимались вверх, а внизу открывались на покатую равнину, составлявшую как бы подножие этой стены. Она представляла сухую полынную степь и резко отделялась от зелёных лужаек дна долины Кобу.
Мы долго ехали по окраине этого подножия, любуясь скалами Семистая справа и зелёной долиной слева, замкнутой на севере тёмной стеной Саура, над которой сверкали под лучами солнца снеговые поля на пиках Мустау.
– Красивое место твой родной край, Лобсын! – сказал я.
– И богатое, – прибавил он. – Здесь хорошие луга для зимних пастбищ, в Сауре много леса для дров и хорошие летовки.
– А в Семистае летовки есть?
– Нет. Это совсем дикие горы: везде камень, скалы, ущелья, травы мало, и места для скота неудобные. Но у нас холоднее, чем в Чугучаке, хороший хлеб сеять нельзя, ячмень – и тот иногда замерзает, не дозрев.
– А Ибэ-ветер зимой тоже дует?
– Нет, такого ветра здесь нет. Видишь, кругом горы: Саур с одной стороны, Семистай – с другой, а Коджур – с третьей. Долина Кобу – тупик, ветру выхода нет, и зимой у нас тихо.