Узник концлагеря Дахау - стр. 32
– Сон приснился плохой, – ответил ему, а сам подумал, уснул быстро, надо же заговорил Степановыми словами немецких детей убивать. Лейтенант прав: дети не виноваты, что у них отцы фашисты. Лучше засыпать с думами о родных, начну с жены, представил, как он ее целует, она шепчет на ухо ласковые слова, тело у нее теплое, запах ромашковых волос…
Иван проснулся от звука разорвавшегося снаряда, через несколько секунд, прогремел еще. Третий взрыв совпал с сонным голосом Степана:
– Видать, живой фриц, ни пуля его не берет, ни снаряд, хоть бы его понос пробрал, в лазарет отправили. Сам не спит и другим не дает, – говорил он о немецком минометчике. – Мужики, поднимаемся, скоро с обходом подойдет взводный, бриться, умываться, гимнастерки в порядок привести. И на войне надо оставаться человеком. Эй, фриц, ты живой, – крикнул в темноту, – просыпайся, не на курорте, – адресовал слова пленному немцу. – Печенкой чувствую, снайпер с ночи на охоту вышел. Жирного зайчишку мы ему приготовили и нам не сплошать, не дать ему уйти. Обнаглел гад, где-то он недалеко хоронится. – Степан говорил о снайпере с азартом, как говорят охотники перед охотой на дикого зверя.
Иван, выйдя с Остапом из землянки, деля на двоих опасную бритву, выданную старшиной, их вещмешки сгорели в полуторке, аккуратно побрились, смотря в осколок зеркала в нише окопа. Привели в порядок форму, а она еще ноская, не как у старослужащих солдат, штопанная перештопанная.
По окопу, пригнувшись, в их сторону торопился лейтенант Суворов, поравнявшись, спросил:
– Олизко в землянке?
– Так точно, – отрапортовал Остап.
Лейтенант почти вбежал в землянку, Иван с другом проследовали за ним.
– Степан, фриц у тебя где? А вижу, живой, – посмотрев в темноту угла, свет от керосиновой лампы отражал лик человека. – Пленный немец сидел на карточках. – Срочно его доставь на КП. Обрадую тебя, разведчики ходили за линию, возвращаясь, наткнулись на снайпера, он и пикнуть не успел. Командир полка приказал обоих фрицев доставить в штаб.
– Какая тут радость, неудачный день, «охота» накрылось медным тазом, повезло тебе, Ганс, – огорчился Степан, бросив взгляд на немца.
Немец понял, что обращаются к нему, соскочил и начал тыкать пальцем себя в грудь:
– Их капрал Шульц, – говорил по-немецки.
– Понятное дело, что ты не фельдмаршал, одна хрень – басурманин. Давай поднимай свой жирный зад, шнеля. – Степан к нему подошел, резко ухватил его за шиворот и с силой толкнул в проход, добавив кулаком в спину. – Шевели копытами, – злился, что не он обезвредил снайпера.