Узник концлагеря Дахау - стр. 28
– Что, Микола, целы твои прелести?! – он ему широко улыбнулся.
Солдаты засмеялись, один из бойцов с перевязанной головой пошутил:
– Товарищ капитан, прелести Миколе ни к чему, после войны собрался идти евнухом в гарем.
Солдаты еще громче засмеялись. Микола пробурчал:
– Посмейтесь, посмейтесь, завтра посмотрим, кто из нас евнух. Щас вы все герои, что-то я не видел, как ты, Степан, в атаку в полный рост шел, все на четвереньках полз, как дворовая собачка.
– Так я это для зарядки полз, чтоб не забыть, как на бабу залезть, – оправдался шутник по имени Степан, в звании младший сержант, с перевязанной рукой. Мужик коренастый.
Лейтенант Суворов подошел к капитану:
– Пополнение прибыло, – доложил ему, не назвав звание и не отдав честь, как положено по уставу.
– Маловато что-то командование выделило, они что там совсем с катушек съехали. Еще две таких атаки, как вчера, и от полка останется ты да я, да мы с тобой. Вояк распредели по окопу, правый фланг укрепи, там совсем бойцов не осталось, а я пойду командиру полка доложу. Надо же, – разведя руки, – мать вашу, они дали пополнение курам на смех, – выругался капитан и пошел, пригнувшись, по окопу.
– Мужики, снайпер как поживает? – спросил лейтенант.
– Постреливает, чтоб мы не дремали, – ответил без эмоций младший сержант, тот, что с перевязанной рукой. – Не дает трупы забрать, еще с денек полежат на солнышке, и без противогаза не похоронишь. Хитрый попался фашист, попробуем с утра его обмануть, пленный немец за наживку пойдет. Снайпер, видать, лежку поменял, где-то в лесочке хоронится.
– А почему особисту немца не сдали, может, ценный фрукт.
– Так особист вчера отдал богу душу, миной его накрыло, полголовы снесло. Фриц на время подсадной уткой побудет, вон он сидит толстяк, – показал на него рукой.
В метрах десяти, прижавшись спиной к стене окопа, на земле сидел тучный немец, переодетый в форму Красной армии, и грыз кусок сухаря.
– Корми его еще этого кабана. Это Петр не дал мне его кокнуть. – Степан повернул голову к солдату с цигаркой во рту, – видишь ли, руки он поднял, хэндэхох, мол, сдается. А как не сдаваться, когда бежать не мог, силенок нет такую тушу таскать, трактор нужен. Бросили его товарищи, так он решил прибиться к нам в полк на постой.
– Степан, разведчики ночи не спят, не могут взять языка, а ты сразу к стенке. Не годится так, – Суворов говорил с ним по-приятельски.
– Что его фашиста жалеть-то! Вчера эти свиньи убили моего земляка, из одного города мы. Я еще не забыл, как из окружения полк выходил и видел горы трупов. Фрицы расстреляли тысячи наших солдат, что-то в плен никого не брали. А тут сидит толстяк в тепле, за две щеки сухари уплетает. Корми его еще. Пусть меня трибунал осудит, не убьет его снайпер, пулю ему в лоб всажу с удовольствием. А то вернется с войны, нарожает таких же фашистов. Нашим детям придется с ними воевать. Я так думаю, чем больше фашистов мы убьем, тем лучше для России, спокойно поживем хоть какое-то время. За сорок лет второй раз с немцем воюем. Я и говорю, детям и внукам поможем.