Узнай Москву. Исторические портреты московских достопримечательностей - стр. 39
В бочку меда так и просится ложка дегтя от современника Дашковой, ученого-агронома Андрея Болотова: «Была директором академии и чинов и титулов имела множество: была действительная статс-дама, русской академии председатель, ордена Екатерины кавалер, член императорской… академии, санкт-петербургского общества экономического, берлинского испытания природы и филадельфического в Америке. Но при всем том академия была упущена и ничего не производила хорошего». Болотов, видимо, имел на Дашкову зуб, не получая от нее ожидаемой поддержки в своих научных изысканиях. А Гаврила Державин утверждал, что княгиня Дашкова без собственных своих корыстных расчетов ничего и ни для кого не делала, за глаза он называл княгиню вспыльчивой, а порою и сумасшедшей.
Княгиня Екатерина Дашкова. Фрагмент картины Д. Левицкого, 1784
И все-таки, прекрасный организатор (сейчас бы сказали креативный менеджер), Дашкова могла бы сделать еще больше для России, не помешай тому противоречивые отношения с Екатериной II. Дашкова приписывала себе одну из решающих ролей в возведении урожденной Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской на российский престол в 1762 году. Якобы новоявленная императрица так и говорила всем: «Короной я обязана молодой княгине Дашковой, дочери графа Романа Воронцова». Вполне возможно, что слова эти не выдуманы княгиней и даже объясняют причину охлаждения отношений, ибо монархам не очень хочется вспоминать, благодаря чему и даже кому они получили власть. Благодетелей у трона долго не терпят. Герцен так объяснял ее первую опалу: «Императрица Екатерина хотела царить не только властью, но всем на свете – гением, красотой; она хотела одна обращать на себя внимание, у нее было ненасытное желание нравиться. Женщину слабую, потерянную в лучах ее славы, молящуюся ей, не очень красивую, не очень умную, вероятно, умела бы удержать при себе. Но энергичную Дашкову, говорившую о своей славе, с ее умом, с ее огнем и с ее девятнадцатью годами, она не могла вынести возле себя».
Характеризуя Дашкову, издатель «Колокола» не зря ничего не говорит о ее внешности – красотой Екатерина Романовна явно не отличалась, многие отмечали ее мужеподобность. Француз Сегюр удивлялся пристрастию Дашковой к мужской одежде, полагая, что лишь по случайной, прихотливой ошибке природы она родилась женщиной (даже на портрете 1796 года художника Сальватора Тончи Дашкова представлена в любимом мужском пальто). Другой мемуарист, Шарль Массон, видел ее «мужчиной по своим вкусам, облику и деяниям». А Державину приписывается эпиграмма «На портрет Гермафродита»», высмеивающая ординарную внешность президентши: «Сей лик: / И баба и мужик».