Ужасные дети. Адская машина. Дневник незнакомца - стр. 50
Он повторил:
– Пить…
Ему хотелось воды. Агата смочила ему губы. Она умоляла его ответить, объяснить свой безумный поступок и письмо, которое она вынула из сумочки и показала ему.
– Это из-за тебя, Агата…
– Из-за меня?
Тогда Поль объяснился, чуть слышно, по слогам, выложив всю правду. Агата перебивала его восклицаниями, оправданиями. Открытая западня явила свои хитроумные механизмы. Умирающий и молодая женщина ощупывали их, поворачивали так и этак, расшатывали одну за другой шестерни адской машины. Преступная Элизабет вставала из их диалога, Элизабет ночного обхода, коварная, жестокая Элизабет.
Едва они поняли содеянное ею, как Агата воскликнула: «Ты должен жить!», а Поль простонал: «Поздно!» – как вошла Элизабет с грелкой и термосом, подстегиваемая страхом оставлять их надолго вдвоем. Зачарованное молчание отступило перед дыханием черноты. Элизабет, не подозревая о разоблачении, повернувшись к ним спиной, переставляла коробки, склянки, искала стакан, наливала кофе. Она подошла к жертвам своего обмана. Их взгляды вцепились в нее. Свирепое усилие воли помогло Полю сесть прямо. Агата поддерживала его. Их соприкасающиеся лица пылали ненавистью.
– Не пей, Поль!
Этот крик Агаты удержал руку Элизабет.
– Ты с ума сошла, – пробормотала она, – можно подумать, я собираюсь его отравить.
– С тебя станется!
Смерть в придачу к смерти. Элизабет пошатнулась. Она пыталась что-то сказать в ответ.
– Чудовище! Мерзкое чудовище!
Ужас этих слов из уст Поля усугублялся тем, что Элизабет и думать не могла, что он в силах разговаривать, и подтверждал, что не зря она боялась оставлять свои жертвы наедине.
– Мерзкое чудовище! Мерзкое чудовище! – повторял Поль. Он хрипел, расстреливал ее в упор голубым взглядом, безостановочным голубым огнем в прорези век. Судороги, тики искажали его красивый рот, а сухость, истощившая родники слез, придавала взгляду лихорадочный блеск, волчью фосфоресценцию.
По окнам хлестал снег. Элизабет отступила.
– Что ж, – сказала она, – да, это правда. Я ревновала. Не хотела тебя потерять. Я ненавижу Агату. Я не могла допустить, чтоб она увела тебя из дома.
Признание возвеличивало ее, облачало, срывало маскировку хитростей. Откинутые мукой кудри открывали узкий свирепый лоб и делали его просторным, монументальным над текучими глазами. Одна против всех за детскую, она бросала вызов Агате, Жерару, Полю, бросала вызов всему миру.
Она схватила с комода револьвер. Агата вопила:
– Она сейчас выстрелит! Она меня убьет! – и цеплялась за отстраняющегося Поля.
Элизабет и не думала стрелять в эту элегантную женщину. Она схватилась за револьвер инстинктивным движением, завершая образ шпионки, загнанной в угол и полной решимости дорого продать свою жизнь.