Уж замуж… второй раз? - стр. 27
Последнюю фразу Агнесса чуть ли не прокричала мне в лицо, с вызовом вздернув подбородок.
Ишь какая экспрессия! Я даже попятилась невольно. А то мало ли, вдруг с кулаками кинется. Сдается, особой симпатии Агнесса ко мне все-таки не питает, несмотря на всю свою демонстративную вежливость и послушание. Впрочем, оно и понятно.
Но девушка тут же утратила весь свой пыл и опять замерла, грустно уставившись себе под ноги.
– Но это не объясняет того, почему ты не называешь барона своим отцом, – въедливо заметила я. – Как-то это… странно.
– Господин так и не решился сообщить своим родителям о браке, – чуть слышно прошептала Агнесса. – Хотел сделать это после рождения ребенка. Надеялся, что вид младенца разжалобит сердце его отца, который всегда славился вспыльчивостью и жесткостью на грани жестокости. Но мать умерла на третий день после родов от горячки. И господин… господин не стал тревожить своими откровениями отца, барона Гейба. Точнее сказать, целители строго запретили волновать старого барона. Он к тому времени слег и совсем не поднимался с постели. А еще через пару месяцев умер. Его жена, баронесса Гессанта, пережила его всего на полгода. Со временем господин признал меня своим ребенком, но о факте брака с моей матерью предпочел умолчать. – Печально усмехнулась, добавив: – И его можно понять. К чему богатому барону, вхожему в лучшие дома Орленда в целом и Мефолда в частности, признаваться в ошибках молодости?
– Тогда откуда ты это знаешь? – не унималась я, силясь связать все ниточки в столь запутанном деле.
– Господин сам рассказал мне об этом, когда мне исполнилось восемь, – сказала Агнесса. – Он очень жалел, что из-за своего высокого положения в свете не может признать меня рожденной в браке. Но пообещал, что не бросит меня на произвол судьбы. Найдет мне выгодную партию и даст неплохое приданое. Он сам выучил меня грамоте и счету.
Я с трудом сдержала так и рвущееся с языка язвительное высказывание.
О да, великое совершение – дать минимальные знания собственному ребенку! И при этом держать в тайне ото всех обстоятельства его рождения. Ладно, я могу понять, почему Петер не захотел ускорять и без того неизбежную смерть родителей рассказом о своем любовном похождении с неожиданным, но закономерным итогом в виде беременности пассии и рождением дочери. Но почему после их похорон все осталось по-прежнему? Чего боялся Петер? Осуждения общества?
Что-то его образ в моих глазах значительно поблек. Неужто мне опять не повезло связаться с мужчиной, красивым внешне, но с гнилью вместо души?