Уютная душа - стр. 14
Миллер хотел сказать, что Вероника специально так говорит, чтобы обидеть его, а потом задумался над ее словами. Он умел конструктивно воспринимать критику. Любые замечания были для него в первую очередь информацией к размышлению. «Вполне возможно, что Вероника права, – признал он. – Даже в моей юности не было женщины, ради которой я готов был умереть. Так зачем я столько лет жду чуда? Я эмоционально холоден от природы и, кроме того, озлоблен свалившимися на меня в юности бедами и предательством родных. Я не могу влюбиться страстно и мучительно. Нужно признать это и заняться поисками подходящей жены, если я вообще хочу жениться».
Почему-то подумалось о Тане Усовой. Чем не жена? Веселая, уютная… Хорошая хозяйка, судя по тому, в каком порядке у нее операционный стол.
…Поздним вечером, сидя дома перед телевизором, он представлял, как Таня Усова готовит ему ужин.
Глупые мысли, ведь после ужина люди ложатся в постель, а как женщина она совсем ему не нравилась.
На следующее утро он долго не мог понять, почему ему так хочется на работу.
– Нет, это не потому, что я снова увижу Таню Усову, – строго сказал он своему отражению в зеркале, бреясь, – она, конечно, очень милая девушка и хорошая сестра, но влюбляться я не собираюсь. Я же ее совсем не знаю, она вполне может оказаться непроходимой дурой. Скорее всего так оно и есть, иначе сложно объяснить ее жизнерадостность. Пожалуй, я не буду просить Ирину Анатольевну закрепить ее за мной. Слишком много чести! Не такая уж она выдающаяся мастерица своего дела, просто выделяется на общем фоне плохо подготовленных невоспитанных сестер.
У него не было плановых операций, и целый день Миллер убеждал себя, что ему совсем не хочется зайти в оперблок посмотреть на Таню. Но идти все же пришлось.
Обычно самые героические поступки совершаются в конце рабочего дня. Именно часам к трем доктора начинают соображать, что с их пациентами происходит что-то неладное. Сколько раз было, что Миллер целый день изнывал от безделья, но стоило собраться домой, как прибегал молодой врач и аварийным шепотом докладывал, что у такого-то больного нарастает очаговая симптоматика и, наверное, придется оперировать. Вот и сегодня.
Миллер спустился в оперблок.
– Ирина Анатольевна, мне нужна операционная.
– Идите в экстренную, – пожала плечами старшая сестра, – мы уже все размываем.
– Но предстоит сложное вмешательство, а в экстренной ни света нормального, ни инструментов, вы знаете.
Старшая фыркнула и демонстративно переложила сигареты из кармана халата в сумку.
– Где же вы раньше были? У нас через час рабочий день кончается. И не надо мне говорить про священный долг, – замахала она руками, хотя Миллер ни слова не сказал. – Никакого героизма мы не собираемся проявлять, ибо героизм есть обратная сторона идиотизма, собственного или чужого. Вы проспали больного, а я теперь что, до ночи должна на службе торчать из-за вас?