Размер шрифта
-
+

Уйти. Остаться. Жить. Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались». Том III - стр. 13

хранимы от бед

      материнской любовью,

как на ладони.

      На чьей-то ладони.

* * *

Разглядеть бы сквозь воду мутную

(взвесь часов и дней бы рассеялась),

как приду я к тебе —

      утренней,

обниму тебя —

      предрассветную.

А сейчас нас с тобою нету.

Мы с тобою – вчера.

      Вчера.

Ты поднимешь глаза к небу.

Небо видит —

      земля черна.

Я дотронусь рукою до деревца,

сожму крепко:

      к голому – голое —

сбросит листья,

      будто разденется:

беспощадный ветер.

      Как холодно.

Каплет дождь.

      На дождинку – по нерву.

Нервный дождь песок прожигает.

Нас с тобою

      сейчас

      нету!

Растворились в дожде ожиданья.

Но друг к другу

      сочимся отчаянно,

где-то рядом течём.

      Впасть не можем.

Это наше Вчера не кончается.

В нём сегодня сокрыто,

      как в ножнах.

* * *

Исподтишка вначале, робко

потрогал небо дальний гром.

Но отозвались в срубах брёвна,

как потянули их багром


со дна реки. А воздух тяжкий

вздохнул глубоко – и не дышит.

Но поперхнулся от затяжки —

ударил в шиферные крыши —


то ветер твёрдый – будто мускул —

хвастливо вздулся – на, потрогай…

Капкан сердечный отомкнулся,

едва замешкалась природа


и равновесье потеряла…

Как падок до жестоких зрелищ,

междоусобиц трус порядка —

так я слежу в глазные щели,


как будто в скважину дверную,

бойницу крепости забытой.

А сам завидую, ревную,

что мне не бить и быть небитым.


Что есть для этого стихия

и обезболенный солдат

с глазами злыми и сухими —

чтобы сгореть, но не солгать…


Но если тело моё помнит,

как рыба судороги жрёт

ночь напролёт меня, а в полдень

я жду того, что ночью ждёт…


Уют, взлелеянную боль —

своё домашнее растение —

сменить на поле боя, бой?..

И, словно из груди простреленной,


идёт дымок от почвы влажной.

И, раздразнённое грозой,

схватилось тело в рукопашной

с самим собой.

Закрываю глаза и…

Мухи – прищуры аур, предчувствие плена.

Тужится жилистый глаз в пальцах конвульсий,

чтобы незримое видеть – обыкновенно,

будто к рассыпчатой почве низко нагнуться


или же сплюнуть в ладонь косточку вишни…

Мухи – летит в никуда плоть по частичкам.

Как в дырочку от зуба молочного – льётся и свищет

мёртвый двусмысленный свет звёзд и чистилищ.


В твёрдых наростах Луна – удар булавы,

чтобы в сетчатку вживить очертания светоча.

Через ущелие боли моей головы

дует сквозняк прегрешений всего человечества.


Должен ж кто-то не спать, когда спят собаки,

косточку с мозгом-загадкой засунув под ухо.

И нелюдимые запахи молча запахли —

никто их не выкурит и не унюхает.


И тишина… Как молчание после острастки,

рот, провалившийся в мякоть безвольную, чёрную.

Не забывают предметы тени отбрасывать —

так отмирают конечности у обречённых,

Страница 13