Увертливый - стр. 9
Покидая техникум, красавец попрощался с преподавательницами, а, проходя мимо студентов, нашел глазами забитого Петю и, можно сказать, добродушно погрозил ему пальчиком: «Погоди, Буратино! Попадешься – убью!» Пройдет немало времени, прежде чем состоится их встреча.
Начальница так же тайно, как была очарована «физкультурником», теперь ненавидела Петю, но благоразумно не стала от него избавляться: библиотечному делу катастрофически не хватало «мужского духа» и это учитывалось во время проверок. Юноша учился, можно сказать, хорошо. Технические предметы и канцелярщину не любил. Было скучно, и, отвечая, он неуверенно мямлил. Наставницы кричали: «Проснитесь! Чего вы бухтите?» Зато на литературе – «просыпался», становился уверенным и даже отваживался на собственные суждения. Его одергивали: «Здесь вам не литинститут. Мы учим пропагандировать книги. И потом, как вы смеете судить о таких „глыбах“, как Ажаев и Кочетов?» «Вот именно, – глыбах…» – соглашался студент. Если при этом на семинаре хихикали, то в ход пускалось усмиряющее «Цыц!»: это были не настоящие студенты, – всего лишь недоучки и неудачницы. «Литераторша» докладывала выше о «критике». Но Галкину и это прощали: считая, каким бы жалким мужчина ни выглядел, у него должны быть хоть какие-то прибамбасы. Позже это назовут новомодным словцом «креативность».
С возрастом в юноше появилось что-то библейское, а библиотечное дело как раз относилось к сферам, где представители ветхозаветного племени только приветствовались, но куда почему-то не очень-то шли. Таким образом, Галкин терпел, и терпели его.
Того, кто много читает, не минует искушение самому взять в руки перо. Большинство начинает со стихосложения. Стихи это звучная, звонкая форма литературы. В хороших стихах всегда звучит музыка, тогда как в прозе ее не каждый услышит. Стихи предоставляют возможность «свободно дышать». А проза пугает объемом и представляется тюремной решеткой из слов.
Галкин накропал дюжину стихотворений и ему захотелось, чтобы кто-нибудь это прочел. Посоветовали обратиться к литконсультанту – «толковая баба, хоть и еврейка». «Толковая баба» оказалась не молодой, даже старенькой. Черные с густой проседью волосы забраны на затылке в узел. Лицо было вытянуто вперед вслед за носом. Толстые губы, к тому же, были еще и накрашены. От мраморной бледности щек веяло холодом. Но встретила она Петю довольно тепло:
– Вы знаете, мне стихи ваши даже понравились. Во всяком случае, большинство начинает хуже. Но, увы, как и многие, вы не улавливаете разницы между стихосложением и поэзией. Кроме того, меня настораживает ваша ощеренность. Что-то вас мучает, как будто вы не уверены в своей безопасности.