Увечный бог. Том 2 - стр. 75
– Бадаль… Мухи идут…
Бадаль посмотрела на свои ноги в надежде, что они смогут дойти до Рутта. Медленно, через боль, они смогли. Проследив за тем, куда направлены слепые, заплывшие глаза, далеко впереди Бадаль разглядела копошащиеся силуэты – черные на фоне багрового заката. Мухи о двух ногах группка за группкой словно бы выплывали из кровавого сияния.
– Мухи идут… – повторил Рутт.
Но ведь она прогнала их последним словом силы, которое полностью истощило ее. Весь день Бадаль не могла исторгнуть из губ ничего, кроме воздуха.
Она сощурилась.
– Хотел бы я снова ослепнуть.
Она посмотрела на его опухшие глазницы.
– Ты все еще слеп, Рутт.
– Тогда… Они у меня в голове. Мухи… у меня в голове.
– Нет. Я тоже их вижу. Но это все из-за закатного марева, Рутт. На самом деле там люди.
Он чуть не упал, но встал понадежнее и приосанился. Выглядело это жутковато.
– Отцы.
– Нет. Да. Нет.
– Бадаль, мы что, идем назад? Мы сделали круг?
– Нет. Они идут с запада, а мы все время шли за солнцем, каждый день, каждый вечер.
Бадаль замолчала. Змейка за ними скручивалась в кольцо – костлявые тела сбивались в кучу, как будто так безопаснее. Силуэты на фоне заката росли и приближались.
– Рутт, там… дети.
– Что это у них на коже… на лицах?
Среди детей она разглядела одного отца: борода седая с ржавым, в глазах – печаль, свойственная некоторым отцам, когда они отсылают своих детей в последний раз. Однако детские лица привлекали больше внимания. Татуировки.
– Это они пометили себя, Рутт.
Капельки черных слез. Нет, теперь я вижу ясно. Это не слезы. Слезы высохли и больше не вернутся. Это отметины – на лице и ладонях, на руках и шее, на плечах и груди. Эти отметины.
– Рутт.
– Что, Бадаль?
– У них есть когти.
Рутт прерывисто выдохнул и весь затрясся.
– Попробуй теперь, Рутт. Попробуй открыть глаза.
– Я… я не могу…
– Попробуй. Должно получиться.
Отец вместе с толпой когтистых детей подошел ближе. Они держались настороженно. Не ожидали нас увидеть. Не искали нас. Они пришли не к нам на выручку. Было видно, что они тоже страдают – жажда сжала их лица когтистой костлявой рукой. Когти приносят страдания.
Однако отец, остановившийся перед Руттом, отстегнул с пояса бурдюк. По легкости и толщине было видно, что воды там осталось совсем чуть-чуть. Выдернув пробку, отец протянул бурдюк Рутту.
Тот выставил вперед Ношу.
– Сначала ей, – произнес он слабым голосом. – Прошу, сначала малышку.
Жест был понятен и без слов. Отец не мешкая подошел ближе и наклонился к свертку, а Рутт тем временем откинул ткань, скрывавшую крошечное, сморщенное лицо.