Увечный бог. Том 2 - стр. 69
Маппо развернулся и побежал прочь.
Отзвуки девичьего голоса продолжали его преследовать.
– В Икариасе память остается. В Икариасе похоронено все, что забыто. Память остается, чтобы он мог найти в ней истину. Ты все еще желаешь его спасти, великан? Желаешь привести в построенный им город? Но что он найдет, когда откроет свою собственную гробницу?
Что каждый из нас там найдет?
Готов ли ты, великан, осознать свою жизнь как след из умерших детей? Понимаешь, я не могла рассказать Рутту про свой сон, потому что люблю его. А приснилась мне гробница, в которой лежат все умершие дети.
Похоже, великан, каждый из нас – строитель монументов.
Маппо вскрикнул. Он бежал и бежал, оставляя кровавые следы, а со всех сторон то же самое делало его отражение. Навеки заключенное здесь.
Потому что память остается.
– Не надоело вечно ждать худшего, Сеч?
Сечул Лат оглянулся на Эстранна.
– Еще нет, покуда тебе не надоела кровь на твоих руках.
Эстранн фыркнул.
– У тебя что, работа такая, постоянно мне об этом напоминать?
– Сказать по правде, не знаю. Наверное, стоило бы вырезать себе глаза и благословить обретенную слепоту…
– Смеешься над моим увечьем?!
– Нет, что ты. Извини. Просто вспомнил про поэта, который однажды решил, будто видел слишком много.
– И его ослепление изменило мир? – послышался сзади голос Кильмандарос.
– Необратимо, мама.
– Как так?
– Глаза могут быть крепкими как сталь. Усилием воли их можно закалить, чтобы видеть, но ничего не чувствовать. Ты видела такие глаза, мама. И ты тоже, Эстранн. Они смотрят ровно и непробиваемо, будто стены. Они способны не мигая наблюдать любую жестокость. Ничто не попадает в них и не покидает их. А тот поэт убрал каменную кладку, навсегда пробил стену, и все, что скопилось внутри, вылилось наружу.
– И раз он ослеп, то ничто извне больше не могло попасть внутрь.
– Именно, мама, но было уже поздно. Если вдуматься, иначе и быть не могло.
– Ну хорошо, все вылилось? Дальше что? – проворчал Эстранн.
– Смею предположить, мир изменился.
– Не в лучшую сторону, – хмыкнула Кильмандарос.
– Я, Эстранн, не испытываю жгучего желания, – сказал Сечул Лат, – исцелить боль мира. Ни этого, ни какого-либо другого.
– Однако ты критически смотришь…
– Если беспристрастное наблюдение в итоге звучит критически, ты отвергаешь беспристрастность или самый акт наблюдения?