Увечные механизмы - стр. 26
Сурьма впилась взглядом в его тёплые карие глаза: нет, он не сердился. Ничуточки. Ни капельки. Ему было смешно. Этому простофиле было весело!
– Он мой давний приятель, Сурьма, и знает, что я не пью. И к себе меня позвал не для того, чтобы отчитывать. Мы давно не виделись. Просто обмолвились после работы парой слов, по-дружески…
– По-дружески?! – порохом вспыхнула Сурьма. – То есть я проторчала здесь больше часа, место себе не находя, а вы там – по-дружески?!
– Ты всё это время провела здесь? – его голос едва заметно дрогнул и потеплел. – Из-за меня? Потому что…
– Потому что надеялась увидеть торжество справедливости, когда господин начальник даст тебе… вам расчёт! – рявкнула Сурьма, поднимаясь на ноги.
– Сурьма! – опешил Висмут.
– Для вас – госпожа пробуждающая! – фыркнула она и быстро пошла прочь.
Висмут застал её в подсобке.
– Вы меня преследуете? – раздражённо бросила Сурьма через плечо, щёлкнув застёжками своего небольшого саквояжа.
– Нет, – спокойно ответил Висмут. – Я пришёл за сумкой. Здесь и мои вещи тоже.
– Ну так забирайте их и уходите!
– Сурьма.
– Что?! – она резко обернулась.
– Не надо так переживать. Всё нормально. Правда. Я всё понимаю.
Висмут был достаточно близко, и в полутёмной подсобке Сурьма отлично видела его глаза – их тихое согревающее сияние, и что-то внутри неё отзывалось на это тепло отвратительным лязгом и скрежетом. Он, чёрт возьми, должен нахамить ей в ответ, припрятать камень за пазухой из-за её стукачества, а не стоять тут и улыбаться, словно она сделала что-то милое, а не натворила гадостей!
– Какая самонадеянность, – процедила Сурьма, вдохнув едва ли не до самых пяток, чтобы успокоиться, – полагать, что ваша персона может заставить меня переживать! А уж тем более – думать, что вы что-то обо мне… понимаете! – и она, подхватив саквояж, вышла из подсобки.
Глава 7
К следующему утру гнев Сурьмы поулёгся, а вот стыд за своё поведение, подсвеченный лучами восходящего солнца, да на свежую-то голову, наоборот – заиграл новыми красками. На работу идти не хотелось. «Может, сказаться больной?» – размышляла она, вращая на блюдечке чашечку с кофе, зацепив её пальцем за ручку. Фарфор протяжно поскрипывал, словно несмазанное колесо кеба.
– Дорогая, если ты не прекратишь, у меня начнётся мигрень, – одёрнула её госпожа Кельсия.
Сурьма вздохнула и молча уставилась в недопитый кофе.
– Тебя что-то беспокоит, дитя моё? – не опуская утренней газеты, поинтересовался господин Нильсборий.
– Нет, папи, – подавленно отозвалась она.
Газетный уголок загнулся внутрь, и на Сурьму глянул проницательный серо-голубой глаз.