Утверждение правды - стр. 57
Сегодня святые смотрели без укора и даже, кажется, с сочувствием. Встреча сейчас ожидалась важная и, можно сказать, в некотором смысле судьбоносная, однако рассудок по большей части занимала не она, не государственные дела, не интриги и козни, а чувства нехитрые и простые, знакомые любому зверю, от мыши до пустынного льва – тревога за свое потомство. До сих пор верилось с трудом в то, что вот так просто отпустил единственное чадо неведомо куда, почти без охраны и без возможности самому контролировать происходящее. Да, разумеется, отсылались с гонцами письма – частью написанные личным телохранителем, частью составленные рукою самого наследника, со всеми оговоренными заранее тайными словами, долженствующими подать не понятный иным сигнал о грозящей или свершившейся опасности. Да, разумеется, письма доставлялись каждую неделю. Да, разумеется, охрана была наилучшей. Да, разумеется, и Конгрегация вывернется наизнанку, но наследника оберегать будет как зеницу ока. Им он нужен так же, как и сам Рудольф. Точнее – они попытаются сберечь его, насколько хватит их сил.
Только вот силы человеческие, как видно из многих примеров, не беспредельны. И из далекого прошлого тянулись тонкие ниточки, связующие минувшее с настоящим, приводя на память уподобления печальные и унылые. Зигмунд, младший брат, еще в малолетстве наделенный титулом Бранденбургского маркграфа и курфюрста, на шестом году жизни был просватан за дочку польского короля, и на тринадцатом – вот так же, под бдительной охраной – послан когда-то в Краков. Тогда это казалось решением верным. Выучит язык, притерпится к местным, вживется в порядки и обычаи и – получит польскую и венгерскую корону; к сознательным годам на стороне императорского трона было бы два поместных правителя в одном лице, свой выборщик в Германии и король-союзник у приграничья.
Отличный был план. И охрана – тоже была отменная. И вся эта отборная стража полегла, когда план показался не таким уж хорошим этим турецким подпевалам в Венгрии. Засаду устроили, когда до цели оставалась пара дней пути – хорватские заговорщики в союзе с венгерскими и боснийскими наемниками. Им, раболепно смотрящим на Турцию, не желалось иметь такого короля, за которого, случись что, встанет вся Империя его брата. Единственный выживший из сопровождения, поминутно сотрясаясь от ужаса, рассказывал потом, как внезапно заартачились идти, а после совершенно взбесились кони, как разум сильных и обученных воинов затуманился и отказалось служить тело, о том, как все было после. А после была резня. Кто-то, у кого еще хватило душевных и физических сил, еще пытался сопротивляться, кто-то пытался сражаться, все больше с видимыми им призраками, а не с подлинными врагами, окружившими обоз. Кто-то пытался. А тринадцатилетний мальчишка просто сидел и ждал смерти – от того, что случилось там, никакие титулы и императорское покровительство спасти не могли.