Утопающий во грехе - стр. 2
Словом, заместитель председателя горисполкома как-никак, а есть власть, и дело покатилось к обвинению. Отец же Виктора Кирпаноса был не чета заместителю председателя горисполкома – «вольный художник», перебивался случайными заработками, писал картины, плакаты, оформлял витрины, а когда был «на мели», от нечего делать ваял всякие скульптуры. Но и у него вдруг обнаружился друг детства, работавший теперь заведующим орготдела в горкоме партии, он и пришел в прокуратуру с просьбой разобраться. Вот тогда Николай Николаевич и затребовал для изучения уголовное дело и поручил другому прокурорскому следователю тщательно исследовать все обстоятельства произошедшего.
Тот установил, что никакого изнасилования не было. Просто Оксана до ужаса боится своих родителей. По старой украинской традиции папу и маму на «Вы» называет. Но особенно боялась девушка своего отца, выходца из украинской глубинки, помешанного на сельских добродетелях, – до свадьбы ни-ни! – и говорит то, что ему нужно.
Но сам Шляховой другой истины, кроме той, которую вбил себе в голову, знать не желал. К тому же он был человек болезненно мнительный и для себя решил, что если парня не осудят, это будет означать, что его в городе не уважают и карьере его придет конец… Он жаловался на прокуратуру всюду, где мог, включая обком партии, ездил даже в Киев в республиканскую прокуратуру, писал в Москву.
В общем, давили на Николая Николаевича весьма основательно, но он устоял. И вот теперь удостоился за свою принципиальность такого подарка, с которым неизвестно, что делать.
– Пап, а давай его перед дачей поставим, пусть все видят – здесь живут Востросаблины! – решил внести свой вклад в общее веселье младший сын Артем.
– Ну да, а заодно я сразу положу партбилет, – усмехнулся Николай Николаевич. – Что же нам с ним делать? Куда бы спрятать, пока соседи не увидели и не позвонили в сумасшедший дом…
Наконец сообразили, что лучше всего спрятать бюст в чулане и прикрыть брезентом, чтобы не пугать народ. Сыновья отнесли скульптуру в чулан, и семья отправилась за приготовленный Верой Алексеевной стол.
Уже ночью, улегшись в постель, Николай Николаевич сказал Вере Алексеевне:
– А знаешь, этот Шляховой затаил на меня обиду… При встречах отворачивается, делает вид, что не знает… Его можно понять, любящему отцу трудно согласиться, что его дочурка, с которой он пылинки сдувал, которой надышаться не мог, вдруг дома не ночует и сама отдается какому-то волосатому подвыпившему юнцу… И ничего тут не попишешь…
Через полгода Николай Николаевич неожиданно умер прямо в своем кабинете за чтением деловых бумаг – секретарша заглянула, а он сидит, откинув голову на спинку кресла. Хоронили его торжественно, со всеми полагающимися почестями. С его смертью жизнь семьи Востросаблиных как-то скособочилась, неприятности посыпались на них одна за другой, словно Николай Николаевич был неким укрытием от них. Вера Алексеевна к простым житейским испытаниям оказалась не готова, сразу пала духом и не знала, как им сопротивляться. Сыновья, как оказалось, были под стать матери, характеры у них были не отцовские.