Утонувшая в метели - стр. 34

Женя тяжело дышал, уставившись на девочек, те молча смотрели на него в ответ.

– Я не заставляю вас участвовать, но прошу помочь мне в этом.

Первой заговорила Вика:

– Я понимаю тебя и, наверное, даже согласна. С одной стороны, это выглядит странно, но, с другой, от нас требуется всего лишь разговаривать. Мы не нарушим закон. В общем, я с тобой, если ты этого хочешь.

– И я с вами! – закивала Лия. – Поиграем в детективов.

Минул третий час с момента, как в зале для показов вновь заиграла бесконечная мелодия. Репетиция была по-настоящему изнуряющей, и не уставал от неё, казалось, лишь Иван Годин: он бодро махал руками и с горящими глазами беспрестанно вносил поправки, чем немало раздражал своих подопечных и Женю, ожидавшего в гримёрной. На репетицию его не пустили, однако необходимо было приводить план в исполнение, а для этого требовалось присутствовать в Доме моды хотя бы в качестве скучающего брата в ожидании сестры. Сегодня он намеревался разговорить кого-то моделей, надеясь, что доводы Саши о его силе и обаянии окажутся верными.

Пока репетиция достигала своего апогея, Протасов решил потихоньку осмотреть место происшествия – соседствующую с гримёрной костюмерную. Бумажная ленточка, гласящая о запрете входа в помещение, оказалась аккуратно отклеенной от стены, а сама дверь не заперта. Должно быть, Голдин «распечатал» комнату после того, как узнал о намерениях следствия не заводить уголовное дело, и пускай самовольно этого делать нельзя, всё же костюмерная нужна ему и его команде для продолжения работы над показом. Жене это было только на руку, он беспрепятственно вошёл и прикрыл за собой дверь.

Костюмерная являла собой большую, однако совсем не просторную комнату, находившуюся в «творческом беспорядке».

Несколько столов стояли весьма хаотично, на них громоздились рулоны всевозможных тканей, валялись распечатки различной давности, на глаза попалась пара кружек. Один из столов относительно пустовал и находился в отдалении от двери по левую сторону, его убранство заключалось в настольной лампе и липких круглых следах, оставленных, похоже, вышеупомянутыми кружками. В остальном комнату заполняли три добротных шкафа на всю левую стену, какие-то грамоты, кубки над ними, стойки-вешалки с упакованными костюмами, туфли, сапоги, сумочки, клатчи, шляпки с перьями и без и прочие предметы женского гардероба и иные диковинные вещицы.

Каких-либо следов, указывающих на возможность борьбы, не обнаружилось: вся мебель была целой, стояла ровно, насколько возможно. В общем помещение выглядело запущенным, совершенно не оставалось сомнений, что использовали его как раздевалку во время показов и как кладовку в остальные дни. Взгляд Жени устремился на окно, всего в костюмерной их было три, но доступ к двум из них закрывали длинный стол, вешалки и пакеты на подоконниках. Он подошёл к тому, что было свободно, и внутри стало не по себе. Именно здесь закончилась история Оли Чайкиной, его первой любви и давней подруги. Последнее увиденное ею при жизни – унылая кирпичная стена внутреннего двора.