Утоли моя печали - стр. 20
Связаться с базой и доложить обстановку командир не мог – любой радиозвук будет непременно запеленгован, тут же по корпусу лодки сначала прокатится волна легкого, ритмичного стука, будто дробью обстреляли, – это отработают свое гидролокаторщики вероятного противника, а потом останется несколько секунд, за которые вся жизнь промелькнет перед глазами, как говорят бывалые люди, потому что удара ракеты или глубинной бомбы уже никто не услышит. Если взрыв пробьет корпус, возможно, что-то и всплывет на поверхность океана, но если нет, то лодка будет просто лежать на дне, как запечатанная консервная банка.
В таком случае можно было бы осторожно погрузиться на глубину и спрятаться под толщей воды другого температурного режима, который не прощупывается гидролокатором, однако такого слоя, под который можно было бы уйти при нулевой плавучести, внизу не оказалось, а продувать цистерны – значит немедленно обнаружить себя.
И тогда командир принял оригинальное и единственно верное решение: уйти под днище «Энтерпрайза», в самое безопасное место. А дальше как Бог пошлет…
Подлодка погрузилась на глубину двадцати метров и на бесшумном, тихом экономходу скользнула под авианосец.
Ремонт у американцев длился четверо суток, и все это время Губский работал без сна и какого-либо отдыха, слушая голоса и звуки не только с помощью специальных радиоэлектронных приборов, а и посредством обыкновенного медицинского фонендоскопа, приставленного к переборке. Как известно, тихий в полном смысле слова океан является гигантским локатором, подлодка же в этом случае, находясь на небольшой глубине, выполняет роль мембраны, так что все громкие разговоры, стук, топот ног по палубе, чих и кашель – все слышно, как биение собственного сердца.
И страшно становилось с каждым часом не от этой близости, не от того, что жизнь сейчас зависела от ювелирной выдержки глубины – шаркнуть рубкой по днищу «Энтерпрайза» можно в любое мгновение, и тогда останется таранить авианосец, топить его к чертовой матери, и тонуть самим: погибать, так с музыкой.
Быстрая и неожиданная смерть не так и пугала Губского. И не услышишь, заковав голову в наушники, как пролетит команда на таран, почувствуешь только мощнейший и единственный удар, точнее, начало этого удара. Потом все: мрак, пустота…
Страх исходил от неизвестности и ожидания смерти, особенно от обидной, случайной, например, когда уже замаячит впереди лучик света, далекая звезда надежды, а лодку засекут и накроют глубинной бомбой. Американцы не потерпят, не переживут такого позора – советскую подлодку у себя под брюхом, и, обнаружив ее, рискнут, пожалуй, достать ракетой, даже если она уйдет за круг боевого охранения.