Утерянные победы. Воспоминания генерал-фельдмаршала вермахта - стр. 34

Если тем месяцам в Кобленце суждено было стать «зимой тревоги нашей», то это объясняется странной неопределенностью «войны теней» 1939–1940 годов, или «drole de guerre»[5], как называли ее французы. Нам было бы легче, если бы мы с самого начала могли плотно заняться систематической подготовкой подчиненных нам войск для наступления в будущей весне. Было известно, что Гитлер, к сожалению, собирается начать наступления в конце той же осени, а когда оно оказалось невозможным, то по крайней мере зимой. Каждый раз, когда его «предсказатели погоды», метеорологи люфтваффе, предвещали хорошую погоду, он отдавал сигнал к тому, чтобы войска выдвигались в районы сосредоточения. И каждый раз метеорологам приходилось сдавать свои позиции из-за того, что либо проливные дожди превращали землю в непроходимую трясину, либо внезапный мороз и снегопад ставили под вопрос целесообразность применения танков или самолетов. Вследствие этого нас постоянно бросало между приказами наступать и их отменами – состояние весьма раздражающее как для войск, так и для командиров. В этот период самым очевидным образом проявилось недоверие Гитлера к военным донесениям, не отвечавшим его желаниям. Когда штаб группы армий в очередной раз заявил, что из-за продолжительных дождей в настоящее время начать наступление невозможно, он отправил к нам своего шеф-адъютанта Шмундта с приказом на месте изучить состояние почвы. Для таких дел Тресков оказался идеальным человеком. Он целый день таскал своего бывшего товарища по полку по практически непроходимым дорогам, через размокшие пашни и топкие луга, вверх-вниз по скользким пригоркам, так что вечером, когда они вернулись в штаб, Шмундт еле стоял на ногах от изнеможения. С тех пор Гитлер отказался от этих совершенно неуместных методов проверки наших донесений о погоде.

Больше всего из-за абсурда то и дело меняющихся приказов и постоянно непродуктивного труда страдал, конечно, командующий нашей группой армий генерал-полковник фон Рундштедт, у которого долготерпение вообще не входило в число достоинств. Очень скоро наш штаб наводнил поток бумаг, обычно заливающий штабы боевых частей и соединений во время затишья на войне. Однако благодаря неписаному армейскому закону о том, что генерала, командующего соединением, нельзя загружать мелочами, фон Рундштедт почти не заметил его действия и каждое утро совершал долгие прогулки по набережной Рейна. Поскольку мне тоже нужно было хоть немного двигаться, я часто его встречал. Даже во время стужи, когда Рейн покрылся ледяной коркой, фон Рундштедт по-прежнему надевал только тонкий плащ. В ответ на мое замечание, что так он заболеет и умрет, он только возразил, что у него никогда в жизни не было пальто и, уж конечно, он не собирается покупать его в старости! Так он и не купил себе пальто, ибо даже в преклонном возрасте у старика чувствовалось спартанское воспитание кадетского корпуса. Еще одна привычка фон Рундштедта напоминала мне собственную бытность кадетом. Когда генерал-полковник возвращался к своему столу и ждал, пока я или кто-то из офицеров штаба явится к нему с докладом, как это происходило каждый день, он убивал время тем, что читал остросюжетный детектив. Подобно многим другим выдающимся людям, он находил удовольствие в подобного рода литературе, но все же несколько стеснялся своего пристрастия и обычно клал раскрытый роман в выдвинутый ящик стола, чтобы быстро задвинуть его, стоило кому-то войти к нему в кабинет. Так же делали и мы, кадеты, когда в часы самостоятельных занятий в нашу комнату заходил воспитатель!