Размер шрифта
-
+

Утерянная Книга В. - стр. 29

На мгновение все умолкают. Эсфирь смотрит, как к стене подлетает черная птица с желтыми крыльями, и тут же исчезает в сумраке.

– Так рассказать вам, что Мона говорила? Царь устроил пир семидневный и велел Вашти оставить пир для женщин и прийти показаться царю и его людям – в короне.

– Ну, и?

– Ты не понимаешь, что ли? В короне, и всё. Нагишом.

– Почему нагишом-то?

– Так Мона сказала. Мол, он велел царице явиться в короне, а она возьми да и откажись, и тогда…

– Ерунда. Могла бы сначала спросить, что он имеет в виду, когда говорит «в короне». Может, он ничего такого не требовал. Выдала желаемое за действительное.

– С чего бы она стала такое желать?

– Может, из ревности?

– А может, он так и сказал – прийти голой.

– Будь я на ее месте, я бы пошла.

– И я. Уж под страхом смерти – точно.

– Откуда ей было знать про смерть?

– Я бы все равно пошла.

– Не может же царица взять и пойти голой. Как шлюха! За это покарают.

– Ее и так покарали.

– Много ты понимаешь про цариц.

– Я слыхала, у нее был хвост.

– Хвост?

– Как у осла.

– Говорят, она не могла иметь детей.

– Это чистая правда, а не слухи.

– А может, и про царя правда, мол, он совсем не царских кровей? Сама-то Вашти была из благородных. А он служил у ее отца, знатного вельможи.

– Как бы до такого дошло, а?

– И откуда Мона знает эту историю про корону?

Начинают сплетничать о чем-то другом. Эсфирь снова толкает Лару коленом:

– Не спишь?

– Угу.

– Лучше?

– Угу.

Эсфирь убирает руку с лица Лары.

– А я думаю, она все понимала, – шепчет Эсфирь. – Знала, что он зовет ее голой и что будет, если откажется. А все равно отказалась. Освободилась. И мы освободимся.

Лара пожимает плечами:

– Ну, если мы так же «освободимся», как она…

– Нет же, глупенькая. Я не это хотела…

Но Лара отворачивается, прижимается к Эсфири спиной и выразительно вздыхает, словно говоря: хватит болтать.

Вашингтон. Одним миром мазаны

Сумерки. Невероятно теплый ноябрь. Сенатор с супругой на ступеньках у парадного входа приветствуют гостей: поцелуи, рукопожатия, приглашения проходить – мужчинам на первый этаж, женщинам наверх. Похоже, никто не возражает и даже не удивляется новшеству, хоть об этом сложно судить, имея дело со светской публикой, – невозможно понять, что они на самом деле думают.

На северную часть Дамбартон-стрит потихоньку спускается тьма. Ви рассматривает напудренные лица дам в фиолетовых сумерках, и душа ее снова уходит в пятки. После внезапного порыва с пуговицами она испугалась и в последний момент повязала на шею белый платок. Ви слышит собственный голос: «Здравствуйте, добрый вечер, здравствуйте», – и сердце словно падает вниз, еще глубже, чем раньше. Вот-вот начнется ее женская группа; все, наверное, уже собираются и крепко обнимают друг друга. Никаких натянутых улыбок, залитых лаком причесок, узких туфель и болтовни ни о чем, лишь глубокие беседы о важном, о самореализации. Там Ви рукоплескали бы за выходку с пуговицами и поморщились бы, расскажи она о женщинах с нынешней вечеринки.

Страница 29