Устинья. Возвращение - стр. 53
Данила задумался:
– Боярышня, и ты пойми. Вы, двое, беззащитные, и холоп твой ни с кем не сладит, потому как дурак бессмысленный.
– Ой! – Устинья за голову схватилась. – Аксинья, сестричка милая, поезжай с нянюшкой? Ведь не поймут дома ничего, суматоха поднимется… мы уж с Петрушкой бегом добежим, а ты поезжай, хорошо?
Аксинья головой замотала:
– Устя… лучше ты!
Лучше, конечно. Но если бы Устя такое предложила, сейчас скандал был бы. А так Аксинья решила, что сейчас весь материнский гнев на Устю падет, на ее долю ничего и не достанется. И уходить ей не хочется. Столько нового! Столько людей!
И царевич… знала б ты, дуреха, на кого глядишь!
Устя опять посмотрела на боярина, потом на царевича. И глаза сделала умоляющие, и ресницами длиннющими хлопнула. Мол, вы мужчины, а я девка глупая, вы решение примете, а я исполню со всем тщанием.
Мужчины не подвели.
– Данила, ты прикажи сюда еще мою карету подать. Довезем мы обеих девушек до дома честь по чести. А холоп и сам добежит, ничего с ним не случится.
– Благодарствую, царевич. Правду говорят, хороший у царя-батюшки наследник, добрый, умный да рассудительный. – Льстить Усте было не привыкать. Врать тоже. – Другой бы рукой махнул да и мимо прошел, а ты помог. Век молиться за тебя буду. Не дал ты мне грех на душу взять…
А если б не ты, если б этот шпынь у тебя мошну не срезал, так и не случилось бы ничего. Шляются тут всякие, полюби вас Рогатый.
Фёдор цвел и пах от похвал.
Устя многословно благодарила. И никто из них не замечал жадного взгляда зеленых глаз.
Михайла смотрел на Устинью.
Только на нее.
Он и по сторонам оглядывался, но краем глаза всегда видел боярышню.
Платье холопское? Золотых ожерелий на шее нет?
Да разве это важно?
Михайла женщин всяких навидался, напробовался, еще и тошнить начало. Но таких он не встречал никогда. Чтобы смотрела, улыбалась, разговаривала, а у него все внутри перехватывало. И еще ее слышать хотелось. Снова и снова.
Каждый миг, каждую секунду.
Это и царевич понял. Смотрит тут… ревность поднялась изнутри, скрутила внутренности жестокой судорогой, заставила сглотнуть горькую слюну.
Чего он на НЕЕ смотрит?! Видно же, что девке не в радость! Она этого хоть и не показывает, хоть и улыбается, и кланяется, а Михайла все равно видел.
Видел, как она отстраняется, неявно, но уверенно, как старается не подойти слишком близко, как сверкают гневом серые глаза…
Боярышня.
Сговорена ли она? А может, любит кого?
Не важно!
Все равно его будет!
Не отдадут за него боярышню? Ха! А это смотря за кого и какого! За ненадобного шпыня Михайлу, конечно, не отдадут. Он хоть и Ижорский, да что у него есть-то, кроме имени? Исподнее в дырках?