Размер шрифта
-
+

Усмешка Люцифера - стр. 29

И громом прокатился над этой стихией густой бас Афористова:

– Работник советского вуза, профессор, доктор философских наук товарищ Сивой начисто отрицает категории добра и зла!

– Я убежденный марксист! – выкрикнул Сивой каким-то ломающимся, мальчишеским фальцетом. – Я мыслю категориями классовой борьбы! А не всякими фантиками!

– Фантики, вот как! То есть вам все равно – Альенде или Пиночет, Кастро или Батиста, Ленин или Ницше, истина или ложь?

– При чем тут это?

Сивой растерялся, пригнул голову, словно хотел спрятаться за кафедрой.

Поднялся Вышеградский, тоже посеревший, напуганный, постучал карандашом по графину с водой: «Товарищи, товарищи!..»

– При том, товарищ Сивой, что истина – добро, а ложь – это зло! – пророкотал Афористов.

Кто-то тронул Ивана за плечо, он вздрогнул, оглянулся. Живицкий смотрел на него удивленно, кивнул на Афористова: что тут вообще происходит? Откуда такая поддержка? Иван пожал плечами. Он ничего не понимал. Как будто на окружающую вражескую пехоту вдруг выкатился тяжелый танк. Собственно, так оно и было: Афористов мог считаться танком.

…Его боялись и уважали. Уважали безмерно. Преклонялись и поклонялись. Историк планетарного масштаба с абсолютной интуицией, фантастической памятью, безграничными знаниями, который, казалось, не столько изучает историю, сколько припоминает ее, как собственное детство или юность… Автор ставших уже классическими трудов по Древнему Египту, Палестине и Междуречью…

И так же безмерно его боялись. Трепетали. Афористов был знаменит не только своими трудами и открытиями, но и тем, что добился лишения всех ученых степеней для нескольких известных московских академиков, уличив их в еретическом противоречии постулатам исторического материализма. При этом сам никогда не скрывал своего… прохладного, скажем так, отношения к марксизму как научной дисциплине. Что непостижимым образом сходило ему с рук.

Он зарубил десятки, если не сотни диссертаций. Уволил с формулировкой «за идеологическую незрелость» целый отдел Института истории во главе с заведующим. Ходили слухи, будто именно Афористов, как лицо, приближенное к Сталину, являлся одним из идейных вдохновителей кампании «по борьбе с космополитизмом» – за что позже якобы и поплатился, будучи низвергнут со всех административных постов и сослан в Ленинградский университет…

Афористов – Великий и Ужасный.

Гений и злодей.

Так что реакция зала на его появление объяснима. Масштаб этой личности, ореол ученой славы и скандальности, окружающий ее, просто несовместимы с масштабом проходящего здесь мероприятия. Ах, ну да – когда-то он косвенно вступился за Трофимова в связи с публикацией «Тоннельного метода»… Но вряд ли это было сделано осознанно, с упором на личность Трофимова. Почему? С какой стати? Этого просто не может быть.

Страница 29