Ушедший мир - стр. 38
Монтус улыбнулся:
– А когда я выставлю его из квартала и отправлю в могилу, что ты скажешь тогда?
– Крошка Ламар говорит, у него есть поддержка.
– Это у меня есть поддержка.
– Сынок, – сказал старик, и в его голосе сквозила тоскливая жалость, полоснувшая Монтуса по сердцу, – ходят слухи, что теперь тебя поддерживает разве что собственный хребет. Все, чего ты добился в мире белых, теперь превратилось в пшик.
Монтус наблюдал, как старик, шаркая, бредет в его сторону. На ходу Мильтон Жемчужные Глаза расправил манжеты рубашки, и стали видны старинные алмазные запонки, которые он носил постоянно. Поговаривали, что примерно век назад они принадлежали какому-то белому из Филадельфии, бывшему помощнику мэра. Жемчужные Глаза вынул запонки и протянул их Монтусу:
– Они покроют мой долг как минимум за месяц. Забирай. Больше у меня ничего не осталось.
Монтус раскрыл ладонь, и Жемчужные Глаза бросил в нее запонки.
– Я разберусь с Ламаром, – сказал Монтус. – То, что ты слышал, просто ветер.
– Ветер перемен, наверное, – негромко проговорил Жемчужные Глаза. – Я достаточно стар, чтобы узнать его, когда он треплет мне волосы.
Монтус улыбнулся:
– У тебя осталось не так много волос.
– Ветер и унес.
Жемчужные Глаза повернулся к Монтусу спиной и скрылся в глубине магазина.
Как только Монтус шагнул на крыльцо магазина мужской одежды, серый «плимут» выскользнул из мягких сумерек. На этот раз он двигался прямиком на юг, мимо Монтуса. Заднее стекло было опущено, и Монтус не стал дожидаться, пока высунется ствол, который прятался внутри. Он упал на колени за ближайшей к нему машиной и двинулся дальше ползком.
Пули металлически защелкали по корпусу автомобиля, словно на него вывалили ведро гаек. Из стены полетели осколки кирпича. Из машин посыпались стекла, и Монтус, прижимаясь пониже к земле, пополз по тротуару в сторону переулка. Раньше в него стреляли из пулемета, но тогда это было на войне, почти двадцать лет назад, а такой грохот, такой смертоносный град, чертовы пули, рикошетившие со всех сторон – пиу-пиу-пиу, – могут свести человека с ума. Черт возьми, на какой-то миг он вообще забыл, что делает на этой улице, забыл, как его зовут.
Но ничто не могло помешать ему действовать. Он понял – так понимают младенцы, как плачем потребовать пищи, – что надо двигаться, надо ползти, царапаясь о тротуар. Он достиг последней машины у входа в проулок. Как только он до нее добрался, машина, подпрыгнув, осела, потому что этот козел с автоматом последней очередью прострелил шины с пассажирской стороны.
Наступила тишина.