Уругуру - стр. 24

Но на самом деле профессор Коро связался со мной значительно быстрее, чем я думал. Самолёт марокканских авиалиний приземлился в аэропорту Charles de Gaulle в пять утра, и первое же сообщение, которое я прочёл после того, как включил в самолёте свой мобильник, было крайне лаконичным: «Это Амани Коро. Нам нужно немедленно встретиться».

Так, впервые в своей размеренной и запланированной жизни, совершенно неожиданно для себя самого, я пропустил свой рейс на Москву и свернул с дороги, по которой шёл все последние восемь лет своей жизни.

Господин Коро предложил встретиться в библиотеке Сорбонны, но я решительно отказался. Важные переговоры нужно проводить на своей территории. Погода стояла солнечная и тёплая, несмотря на начало зимы, поэтому я написал ему с просьбой об одолжении – увидеться в саду Тюильри. Здесь, усевшись на один из стульев, в беспорядке расставленных кем-то вокруг одного из прудов, я и ожидал его с кульком в руке, наслаждаясь купленными у уличного торговца жареными каштанами.

Я позвонил в Москву и предупредил свою помощницу, что не попадаю на заседание правления «Омеги». Черт с ним, со Смольским. Я был счастлив уже потому, что снова очутился в Париже, городе, который всегда вызывает у меня неослабевающее воодушевление. Пусть Париж не такой дорогой и космополитичный город, как Лондон, он не отличается роскошным лоском Вены и не поражает величием своей тысячелетней истории, как Рим, но всё же это один из самых живых и элегантных городов мира. Я редко хожу к Эйфелевой башне, притягивающей к себе тысячи туристов, а в Лувре был всего дважды. Но зато я знаю в этом городе места, где прячется от туристов с их расхоженными маршрутами настоящий Париж, город для парижан.

Это и блошиный рынок, где коллекционер старинного фарфора обстоятельно, за чашкой кофе, торгуется со старьёвщиком из-за очередной безделушки с изображением амурчиков. И мой любимый сельский рынок, куда жители окрестных деревень рано утром свозят большими жирными кусками свежую гусиную печень, ароматные сыры с длинными названиями и душистые батоны мягкого хлеба, покрытые хрустящей корочкой и обильно присыпанные мукой. Это мой любимый ресторанчик с улитками возле Hôtel de Ville, где пожилой официант всегда имеет в запасе пару новых каламбуров, которых я ещё не слышал. Он знает, что, с кем бы я ни явился в его ресторан, я обязательно возьму порцию бургундских улиток в расплавленном сыре дорблю и столь же обязательно откажусь от шампанского, нарушив тем самым французский ритуал поедания эскарго.

Но он не будет в обиде – в Париже даже сегодня любят русских, особенно тех, кто никуда не спешит и может поговорить по-французски, чтобы выслушать обязательную историю любого парижанина о том, что его связывает с Россией. Его бабушка, как правило, бежала от зверств коммунистов, а её дедушка, в свою очередь, работал в царской России гувернёром, потому что его отец был попавшим в русский плен наполеоновским драгуном, выбитым из седла дубиной народной войны… Есть что-то общее между Парижем и Москвой, и самое приятное, что это ощущают здесь даже те, кто и в России-то не бывал никогда.