Уроки нежности - стр. 37
Древние фолианты разложены и на столе и закрыты стеклом.
– Он их вынес? Все три штуки? – глядя на книги, недоуменно спрашиваю я. – Одна из них с драгоценными камнями?
Профессор утвердительно кивает:
– В Ватикане ему дали три дня на изучение материалов. Он понимал, что времени катастрофически мало, и вынес книги.
– Его не обвинили в воровстве?
– Обвинили, но Швейцария заступилась за своего гражданина. Тот в свою очередь на всех публичных мероприятиях говорил, что воры как раз сидят в Ватикане и прячут от нас, ученых, столько важных материалов, что им бы помалкивать. – Джоан весело фыркает. – Леон был сумасбродным энтузиастом.
– Так вы были знакомы?
– Мы даже какое-то время встречались, но потом он мне наскучил. Древние народы интересовали его куда больше, чем я. – Мак-Тоули машет рукой, а на лице ее проскальзывает ностальгия. – К тому же он получил предложение от другого учебного заведения и согласился.
– А он написал книгу?
– Да, ее издали уже в другом университете, – сухо произносит Джоан. – Ван дер Гардтс позвал его в Оксфорд, где Леон и прожил до конца жизни и там же был похоронен.
Все звучит так, будто он бросил Джоан ради более выгодного предложения.
– Уверена, вас бы тоже взяли в Оксфорд.
Джоан сжимает губы в тонкую линию и цедит сквозь зубы:
– Ничто в этом мире не заставит меня принять предложение от Оксфорда.
Я ошеломленно врастаю в землю. Мак-Тоули качает головой:
– Не бери в голову, Селин. У меня с ними старые счеты. Мир ученых – весьма конкурентная среда. – Она улыбается и указывает подбородком на выход. – Пройдем в главную залу? Ученикам нельзя здесь находиться без разрешения директрисы.
– Почему?
Джоан усмехается:
– Ты же сама видела драгоценные камни на обложке. – Профессор закрывает дверь кабинета и спрашивает: – В каком году пала Византийская империя?
– В тысяча четыреста пятьдесят третьем, – мгновенно отвечаю я.
– Правильно. А в каком году она появилась и как?
– В триста девяноста пятом году она образовалась в связи с падением Римской империи.
– В том кабинете один том на латинском, тот, что самый скромный, в кожаном переплете. Он датируется двести семидесятым годом.
Мы проходим в центр библиотеки и медленно направляемся к книжным шкафам.
– Тот, что с драгоценными камнями, уже на греческом и датирован семьсот тридцать пятым годом. И последний – пятьсот четырнадцатым, тоже на греческом. А общая стоимость этих книг – свыше двадцати миллионов франков.
Я прикрываю рот рукой, и Джоан в очередной раз весело фыркает.
– Частные коллекционеры, университеты всего мира мечтают заполучить их, поэтому доступ к ним почти невозможен, – широко улыбается она. – Можете поблагодарить, эти тома видели лишь единицы.