Уроки химии - стр. 21

Вам неинтересно, огорчилась она.

А он такой: Ну почему же.

Открыв глаза, Элизабет вставила ключ в зажигание. Да ладно, Кальвин все равно думает, что ей нужна от него только лабораторная посуда. Мужские мозги ведь как работают: с чего это тетка заговорила про бомбикол именно в пятницу вечером, на пустой парковке, когда с запада прилетает легкий ветерок и несет запах ее несуразно дорогого шампуня прямо ему в ноздри? Как пить дать еще колбы потребовались. Элизабет не видела другой причины. Кроме истинной. В ней зарождалась любовь.

В этот самый миг кто-то забарабанил ей в левое окно.

Подняв глаза, она увидела Кальвина, который жестами просил ее опустить стекло.

– Да пропади они пропадом, ваши колбы! – рявкнула Элизабет.

– Проблема не во мне, – отрезал он и наклонился, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

Элизабет, внутренне закипая, выдержала его взгляд.

Как он смеет?

Кальвин выдержал ее взгляд. Как она смеет?

И тут Элизабет снова захлестнуло все то же чувство, которое всякий раз настигало ее рядом с Кальвином, но теперь она сдалась: высунула из машины обе руки, чтобы взять его лицо в ладони и привлечь к себе, а самый первый их поцелуй скрепил ту неразрывную связь, которую не способна объяснить даже химия.

В лаборатории, где работала Элизабет, все сотрудники решили, что она встречается с Кальвином Эвансом только по причине его славы. С Кальвином на коротком поводке она стала неуязвимой. Но истинная причина была куда проще. «Да потому, что я его люблю», – ответила бы она, подкатись к ней с таким вопросом кто-нибудь любопытный. Но вопросов ей не задавали.

То же самое происходило и с Кальвином. Подкатись кто-нибудь с таким вопросом к нему, он бы ответил, что Элизабет Зотт – самое большое его сокровище на всем белом свете, не по причине ее красоты, не по причине ее ума, а просто потому, что она его любит, а он любит ее – с той полнотой чувства, убежденности и доверия, которая и составляет основу их взаимной преданности. Они стали больше чем друзьями, больше чем собеседниками, больше чем влюбленными, больше чем союзниками, больше, чем любовниками. Любые отношения – это всегда пазл, но их мозаика сложилась в один момент: словно кто-то потряс коробку и сверху наблюдал, как отдельные фрагменты приземляются в нужной точке, подгоняются по размеру и форме, прочно соединяясь в осмысленную, идеальную картину. Другие пары, глядя на них, мучились от зависти.

По ночам, после интимной близости, они всегда оказывались в одной и той же позе, на спине – его нога закинута на ее ногу, ее рука у него на бедре, его голова наклонена вбок, поближе к ней, – и разговаривали. Иногда о предстоящих задачах, иногда о своем будущем и всегда о работе. Невзирая на изнеможение обоих, разговор нередко продолжался за полночь: не важно, заходила ли речь о полученных результатах или о какой-нибудь формуле, но в конце концов один из двоих непременно вставал, чтобы сделать несколько записей. Если у других пар взаимное влечение отодвигает работу на задний план, то у Элизабет с Кальвином все было с точностью до наоборот. Даже в нерабочее время они продолжали работать, поощряя изобретательность и творческие способности друг друга уже тем, что смотрели на них под новым углом зрения, а научное сообщество впоследствии поражалось результативности этой пары, но поразилось бы еще сильнее, прознав, что бóльшую часть идей авторы разрабатывают в голом виде.