Университетские встречи - стр. 7

Щукин пришел в гости к Воздвиженскому. На стене у Воздвиженского было белое пятно четырехугольной формы, отличавшееся по цвету от остальной стены.

– Картина висела? – спросил Щукин.

– Нет, – поспешно сказал Воздвиженский. – На этом месте у меня висел телевизор. Но я его ни разу не смотрел! Вообще не разу в жизни.

– Да я и не думаю, что ты его когда-нибудь смотрел! – сказал Щукин. – Да даже если и смотрел – какая мне разница?

Воздвиженский еще раз тревожно взглянул на него и успокоился.

– А вообще я однажды выиграл пиццу! – сказал Щукин. – Мы пошли с тремя друзьями в кафе, а нам на стене был огромный телевизор. Я знал, что у этих трех друзей нет дома телика, они его презирают, и я сказал: «Давайте так! Если кто-нибудь из вас посмотрит хоть одним глазом в телик – он покупает мне пиццу. Если никто не посмотрит – я плачу за всех!» Уже через десять минут они все втроем залипли в телик и так, что невозможно было оторвать. Общаться с ними нельзя было, они на слова не реагировали. И смотрели – не поверишь – какой-то сериал типа «Кухни» тысячную серию. Думаю, если у человека нет телика – он везде, где будет телик, не сможет от него оторваться. Что угодно будет смотреть, хоть сплошную рекламу. Просто у него исчез иммунитет. Вообще исчез. Если же телик есть, он просто воспринимается как фоновый шум.

– Да, – сказал Воздвиженский. – Я понял о чем ты. Я однажды поехал на конференцию. Иду ночью по гостинице и там в одном номере открыта дверь. Времени часа четыре утра. Заглядываю и вижу. На полу сидят три мужика самого дикого, самого грозного вида, пьяные в дымину, смотрят «Машу и медведь» и рыдают. В четыре утра! «Машу и медведь». Я это прямо на всю жизнь запомнил. Вот чистые души!

Профессор Щукин встретил однокурсника, которого не видел больше двадцати лет. Однокурсник сидел в городском парке, грустно смотрел на наряженную елку и в руках у него была маленькая бутылочка. Щукину он не особо удивился.

– Привет! – сказал однокурсник. – А ты никогда не хотел переиграть жизнь заново? Ну или дать себе в прошлом какие-то советы?

Щукин смутился.

– Это грех, – сказал он. – Есть письма старца Никона Воробьева. Там у него духовный сын, немолодой уже человек. Умирает от туберкулеза в саду у сестры. Целый день лежит на солнышке и ничем давно не грешит. Только изредка думает, что вот… надо было в двадцать лет сделать то-то. Поступить не на геолога, а, допустим, на физика. А в тридцать лет жениться на той-то, а не на той-то… Самые невинные представления. И вдруг старец Никон набрасывается на этого человека и чуть ли не в порошок его стирает. Говорит, что в одних этих представлениях – ропот, неблагодарность, смерть и целый ад. Очень неожиданно набрасывается, потому ничего такого уж ужасного этот человек не делает. Только в гамаке лежит и все это представляет. В общем, я это запомнил на всякий случай.