Умирая, Бог завещал мне Землю - стр. 7
− Привет, дядь Коль!
− Здравствуй, Петь. А я смотрю − кто-то прошел. Думаю, надо глянуть, все ли в порядке. За все лето никого у вас не видел.
− А дверь открыта была.
− Опять лазили, значит, дверь я закрывал. Ты чего там нашел?
− Да вот фотографию с дедом рассматриваю, я его живым не видел. Раньше как-то не думал о нем, а вот недавно стало интересно, что был за человек.
− Бабушку твою Антонину и деда Ивана я знал, я с ним в одной бригаде на паровозах, и на «Феде», и на «Терезе». Он машинист, я помощник, мне тогда лет двадцать было, не женатый еще.
Я удивленно уставился на соседа.
− А почему же я не знал? Бок о бок лет пятнадцать живем.
− Не спрашивал, вот и не знал.
− Ну да, верно… А какой он был, дед мой?
Дядя Коля пожевал губами, чуть нахмурившись, видимо, думая, что бы такое сказать, емкое и понятное.
− Паровоз любил он больше себя…
Сказал и замолчал.
− По-платоновски прямо, − вырвалось у меня.
− Что?
− Хорошо, говорю, понятно, таким деда и представлял.
− Да, его потому и на фронт не взяли, такой машинист был. Лучший.
− А на фотографии тебя здесь нет, дядь Коль? − спросил я.
− Нет, здесь же одни машинисты, видишь все в праздничных кителях. Чего здесь написано?
− Город Чесноковка, август 1953 года.
− День железнодорожника, − кивнул дядя Коля, − я простой «помогало» был и то недолго, потом ушел с железной дороги, нервная работа. У тебя же отец вроде тоже машинистом был. Как он?
− На кладбище.
− Ох ты… Что ж так? Болел?
− Сердце… Сам же говоришь, работа нервная.
Потом мы в унисон стучали молотками, заколачивая окна на зиму. Иногда выглядывало солнце, и пропадало ощущение, будто мы заколачиваем гроб, а наоборот появлялось − будто строим корабль.
Вернувшись, я засобирался.
− Уезжаешь уже, − удивилась мама. − Хоть бы пожил еще денёк-другой. Куда ты теперь?
− Дела, мам, срочные.
Мне надо было что-то делать, что-то строить, куда-то стремиться, я не мог сидеть на месте. Зашнуровывая башмаки, словно услышал десять коротких сигналов ревуна на срочное погружение, я еле успел одернуть руку, когда когтистая кошачья лапа махнула откуда-то из-под стула, пытаясь мне помешать.
Как были тягостны минуты расставания. Где взять силы глядеть в грустные, готовые расплакаться глаза матери. Единственного человека на земле, кому ты нужен по-настоящему.
− Благословляю тебя, сынок. Буду за тебя молиться, − сказала мама, перекрестила на дорогу и поцеловала.
Мне было не по себе. Сердце прыгало у горла и шептало одно утешение, что всё в мире живет по закону любви. И по нему жизнь даст шанс сделать счастливыми тех, кого любишь.