Умереть, чтобы жить - стр. 15
«Мне всего тридцать один год, а я как старуха, которой не повезло пережить всех близких. Если бы не сын, вообще не представляю, что бы было».
Мужчины всегда обращали на нее внимание – Ника была девушкой видной, яркой, хоть и довольно крупной по современным стандартам красоты. Однако это никогда не мешало ей в отношениях с противоположным полом и недостатка в поклонниках не было. В Праге у нее был Мирослав – один из компаньонов Иржи в юридической фирме, но Ника не рассматривала его всерьез. Им было неплохо вместе, они часто ходили в театр и кино, ужинали, однажды отмечали Рождество – но Стахова не чувствовала, что готова связать себя с Миреком какими-то более серьезными отношениями.
– Понимаешь, он хороший, умный, – говорила она Ирине, задававшей ей вопрос о намерениях довольно часто, – но он чужой. В смысле – он мне в душе не близок совсем. Наверное, это менталитет. Мы выросли в разной среде, на разных книжках. Это я тебе могу про «Ну, погоди!» рассказать, и ты поймешь, а ему – нет. Для него это просто иностранный мультик про волка и зайца – ну, как «Том и Джерри». И так во всем…
– Тебе четвертый десяток, подруга. Может, не стоит так уж сильно перебирать? – интересовалась Ирина, хотя внутри себя понимала Никино состояние. Ей самой пришлось многое преодолеть в отношениях с Иржи, но она хотя бы довольно долгое время прожила за границей и научилась немного понимать и принимать особенности своего мужчины. Нике же это было трудно.
– Я не хочу цепляться за абы кого только из страха остаться в одиночестве. Лучше, наверное, одной, чем рядом с тем, кто тебя не понимает.
– Со временем привыкнешь. И он привыкнет.
– Я не хочу привыкать. Я хочу любить и разговаривать на волне сердца. А приходится выбирать слова и доносить смысл. Мне это трудно. Зачем ломать себя? Мне ничего от него не нужно, чтобы из корысти перекраивать душу.
– Ну, корысть – это вообще не твое, – улыбалась Ирина той легкой, почти незаметной улыбкой, так украшавшей ее испещренное шрамами лицо. В такие моменты подруга становилась почти прежней, и Ника очень любила, когда Ирина улыбалась. – Но подумай – рано или поздно Максимка вырастет, у него начнется своя жизнь. А что останется тебе?
– Это случится еще не скоро.
– Не так не скоро, как тебе хочется, дорогая. И потом – ты ведь не собираешься стать одной из тех мамашек, которые рьяно бросают свою жизнь к ногам ребенка, не спросив его желания, а потом стараются напоминать о принесенной жертве при каждом удобном и неудобном случае, да?
Ника умолкала. Действительно, а ведь разве быть хорошей матерью означает отказаться от собственной жизни? Она еще молода и вполне может иметь что-то еще, кроме подгузников, каши и прогулок с коляской. Карьеру, например. Чтобы сын, когда подрастет, мог, не стесняясь, сказать, кто его мама. Нет ничего плохого в том, чтобы остаться домохозяйкой, но для этого нужен определенный склад личности, определенные желания и умения, которых у Ники не было. Витье гнезда и копание норы никогда не было целью ее жизни, она была довольно непритязательна в быту и умела обойтись необходимым. Да, должно быть чисто и уютно – но для этого совершенно необязательно часами простаивать у плиты и с маниакальным упорством ходить всюду с куском белой марли, проверяя, не запылились ли колечки на шторах. Нет, стать домохозяйкой Стахова не смогла бы даже ради сына.