Ультранормальность. Гештальт-роман - стр. 28
– Знаешь, у нас есть еще полчаса… – произнес Федор, когда, оказавшись на свежем воздухе, Елена по-деловому направилась в сторону префектуры, расположенной неподалеку. – Так что предлагаю не торопиться.
Она сбавила темп. И Федор решил поделиться с ней своими последними наблюдениями.
– Ты знаешь, на самом деле это очень интересная теория, о которой нам тогда рассказывал человек в ДК. Может быть, даже мы сможем освоить некоторые приемы, когда с ним разберемся.
– Какая еще теория?
– Теория о том, что человек не может подумать ни о чем, для чего в языке нет слова, и о том, что все, для чего есть слова, неожиданно оказывается реальностью, даже если доказать, что на самом деле в природе этого нет.
– И что же?
– Я нашел несколько психолингвистических форумов в Интернете. На форуме Национальной комиссии по русскому языку меня сразу забанили, а на других я попытался сформулировать эту теорию своими словами. У меня это плохо получилось, но некоторые пользователи вроде поняли меня правильно. Они начали называть слова из других языков, и я, слушая их значения, начал понимать, что многие вещи для них были реальностью, а мы этого просто не замечаем. Ну вот смотри… – Федор на секунду остановился и зажмурился, чтобы вспомнить первое из них. – В японском языке есть такие слова как… «баккушан»… «кайакумама» и… «тсудоку». Первое – девушка, которая выглядит сзади шикарно, но оказывается страшненькой спереди. Второе – мама, которая неустанно толкает своих детей к успеваемости. А третье – купить книгу, но не дочитать её до конца. Представляешь? Я никогда не обращал внимания на эти явления, но, когда эти слова названы, я понимаю, что не все страшненькие девушки – страшненькие. Есть градация. Часть из них – баккушаночки. И не все книги хлам. Некоторые из них – тсудочные – выглядят интересно, а хлам у них только внутри…
Елена не особо проявляла интереса к этой теме. Оставалось только догадываться, что вообще прибудило ее пойти в тот день в Дом культуры. Так же и сейчас она молча и неторопливо шла вдоль Автозаводской к пешеходному переходу, совершенно не проявляя никаких эмоций по поводу услышанного.
– Что думаешь?
– Ничего не думаю. Сейчас для этого не время, – меланхолично произнесла она. – К тому же теория ничего не объясняет.
– Ты погоди, это первый этап. Я много думал на эту тему прошлой ночью. Смотри: он говорил, что также можно показывать вещи, называя их определенными словами, а можно прятать, скрывая названия…
– Заставлять людей слава забывать, что ли?
– Ну почти. Во-первых, да, можно извлекать слова из словарей и из обихода. Я тут вспомнил лекцию по истории металлургии. Наш препод говорил, что, когда коммунисты сто лет назад пришли к власти, они принялись строить промышленную индустрию по всему СССР. А общество тогда было аграрным, связанным с землей и способами его обработки. Это значит много детей, ведь дети – это новые рабочие руки, больше земли надо обработать. Ну и немобильность. Ты же к земле привязан – сиди и паши, никуда не ходи. Коммунистам потребовались новые люди, которые женятся поздно, рожают мало, а сами способны ездить по всей стране по всяким этим… «стройкам века», короче… Ну и новый образ жизни не включал в себя всякие развитые родственные связи. Это то, о чем тот лектор и говорил: мы утратили большую часть родственников, просто забыв, как они называются.