Ульмигания - стр. 32

– Это он меня или ты? – спросил Карвейт, покосившись на Торопа.

– Он. Послушай, вождь, если ты почему-то не хочешь нам помочь – скажи, мы не обидимся. Вайделотку мы все равно разыщем.

Карвейт потряс головой, что-то промычал и, скривившись, встал с земли.

– Это ты меня так?! – все еще не веря в это, спросил он у Торопа.

Тот был на полторы головы ниже и раза в четыре тоньше вождя.

– Поехали, – сказал Тороп. – Чего мы ждем?

– Она живет за Большими дюнами, – неожиданно сказал Карвейт.

– Ты проведешь нас? – спросил Дилинг.

– Нет. Вы уж как-нибудь сами.

– Как мы ее найдем?

– Найдете. Вам нужно все время ехать вдоль моря. Там, где поселилась вайделотка, потемнел песок. Мои люди уже назвали это место Черным берегом32.

– Это далеко отсюда?

– Не очень. Как только въедете в пески, считайте дюны. За третьей, самой большой, и начинается Черный берег. Его трудно не заметить.

– Пошли кого-нибудь за моей женно, – попросил Дилинг.

Когда они были уже на лошадях, Карвейт подошел и протянул Дилингу нож с костяной рукояткой:

– Забери, я ведь не помог вам.

– Оставь его себе. Поможешь в следующий раз, – ответил Дилинг.

– Я не знаю, что вам нужно от этой старухи, но будьте с ней осторожнее. Она уже утопила одну нашу лодку с рыбаками. Если это и не сама Лаума, то ее сестра.

– Спасибо, что предупредил.

Карвейт посмотрел на Торопа.

– Хорош, дорого я дал бы за такого воина.

Дилинг склонился с лошади к самому лицу вождя и тихо сказал:

– У него на родине великий князь рутенов платил этому “сопляку” столько монет, сколько тебе, вождь, не увидеть за всю твою жизнь.

– Хорош… – повторил Карвейт.

– Ну, пошли! Удачной охоты!

Они спустились с авандюны к морю и поехали вдоль линии прибоя. Лошади шли тонкой черной полосой высохших водорослей, смешанных с янтарной крошкой. Море было зеленым, а там, где над ним висело солнце, сверкало раскаленным металлом. Одинокий нырок то исчезал в воде, то появлялся, покачиваясь на волне. Ничего этого Тороп не видел. Высоко вскинув голову, он вслушивался в звуки моря, ловил его запах и пытался представить, как оно выглядит.

– Ты раньше не был у моря? – спросил его Дилинг.

– Нет.

– А хочешь, искупаемся?

– Не знаю… Оно светится…

– Это – от солнца.

– Жаль, что я не вижу.

Дилинг хотел сказать ему, что еще успеет насмотреться, но передумал – он сам не был в этом уверен.

– Искупаемся? – предложил он.

– Давай.

Дилинг бросился в море, взметнув брызги, а Тороп входил осторожно, примеряясь к новым ощущениям.

Милдена сидела на горячем песке, смотрела, как резвятся витинги, – один плотный, кряжистый, с испещренным множеством полосок–шрамов телом, и другой – гибкий, поджарый как олень, почти безусый. Они плескались и играли, гоняясь друг за другом, как дети, и ей почему-то стало жаль их. Жаль ослепшего Торопа, жаль запутавшегося в отношениях с соплеменниками Дилинга. Стало жалко и себя. Милдена вспомнила, что всегда очень хотела ребенка. Она заплакала, и на душе у нее от этого было томно и сладко. Она плакала, но в ее слезах не было горечи. Милдена плакала второй раз за этот день и за последние восемь лет. Что-то оттаяло в ней и пролилось теплой мягкой влагой.