Размер шрифта
-
+

Улисс - стр. 139

Данлоп, Джадж, что римлянин был самый благородный, А. Э., Арвал, Несказанное Имя, в высоте небес, К. X., их учитель, личность которого не является тайной для посвященных. Братья великой белой ложи неусыпно следят, не требуется ли их помощь. Христос с сестрою-невестой, влага света, рожденная от девы с обновленной душой, София кающаяся, удалившаяся в план будд{594}. Эзотерическая жизнь не для обыкновенного человека. О. Ч. сначала должен избавиться от своей дурной кармы. Однажды миссис Купер Оукли на мгновение улицезрела астральное нашей выдающейся сестры Е. П. Б.

Фу, как нехорошо! Pfuiteufel![100] Право, негоже, сударыня, совсем негоже глазеть, когда у дамы выглядывает астральное.

Вошел мистер Супер – младой, высокий, легкий и деликатный. Рука его с изяществом держала блокнот – большой, красивый, чистый и аккуратный.

– Вот этот примерный ученик, – сказал Стивен, – наверняка считает, что размышления Гамлета о будущей жизни его сиятельной души – весь этот ненатуральный, ненужный, недраматичный монолог – такие же плоские, как и у Платона.

Джон Эглинтон сказал, нахмурившись, дыша ярым гневом:

– Я клянусь, что кровь моя закипает в жилах, когда я слышу, как сравнивают Аристотеля с Платоном.

– А кто из них, – спросил Стивен, – изгнал бы меня{595} из своего Государства?

Кинжалы дефиниций – из ножен! Лошадность – это чтойность вселошади. Они поклоняются эонам и волнам влечений. Бог – шум на улице: весьма в духе перипатетиков. Пространство – то, что у тебя хочешь не хочешь перед глазами. Через пространства{596}, меньшие красных шариков человечьей крови, пролезали они следом за ягодицами Блейка в вечность, коей растительный мир сей – лишь тень. Держись за здесь и теперь, сквозь которые{597} будущее погружается в прошлое.

Мистер Супер, полный дружеского расположения, подошел к своему коллеге.

– А Хейнс ушел, – сообщил он.

– Вот как?

– Я ему показывал эту книгу Жюбенвиля{598}. Он, понимаете, в полном восторге от «Любовных песен Коннахта» Хайда. Мне не удалось привести его сюда послушать дискуссию. Он тут же побежал к Гиллу покупать их.

Спеши скорей, мой скромный труд,
К надменной публике на суд.
Как горький рок, тебя постиг
Английский немощный язык.{599}

– Дым наших торфяников ему одурманил голову, – предположил Джон Эглинтон.

Мы, англичане, сознаем. Кающийся вор. Ушел. А я курил его табачок. Мерцающий зеленый камень. Смарагд, заключенный в оправу морей{600}.

– Люди не знают, как могут быть опасны любовные песни, – оккультически предостерегла Расселова яйцевидная аура. – Движения, вызывающие мировые перевороты, рождаются из грез и видений в душе какого-нибудь крестьянина на склоне холма. Для них земля не почва для обработки, а живая мать. Разреженный воздух академии и арены рождает грошовый роман, кафешантанную песенку

Страница 139