Улица Светлячков - стр. 60
Она медленно подняла взгляд.
Нил улыбнулся ей; он, может, и выпил, но на ногах держался вполне сносно.
– Ты такая красивая, – сказал он и поцеловал ее – прямо посреди танцпола. Кейт резко втянула носом воздух и вся напряглась в его объятиях. Это случилось так неожиданно, что она понятия не имела, как реагировать.
Язык Нила разомкнул ее сжатые губы, проник в рот.
– Ого, – сказал он тихо, наконец отстраняясь.
Что ого-то? Ого, ну ты и лохушка? Или ого, какой офигенный поцелуй?
У нее за спиной кто-то проорал:
– Копы!
В ту же секунду Нил исчез, а на его месте возникла Талли, схватила ее за руку.
Спотыкаясь, они бросились прочь из дома, вскарабкались по холму, продрались через кусты и оказались под деревьями. Когда они добрались до машины, Кейт уже была вне себя от ужаса, а в животе у нее бушевала настоящая революция.
– Меня сейчас стошнит.
– Не стошнит. – Талли рывком открыла пассажирскую дверь и втолкнула Кейт внутрь. – И нас не поймают.
Талли обежала машину кругом и распахнула дверь с противоположной стороны. Плюхнулась в водительское кресло, вонзила ключ в зажигание, дернула рычагом, включая заднюю передачу, и вжала педаль в пол. Машина рванула назад и с грохотом врезалась во что-то. Кейт тряпичной куклой мотнулась вперед и ударилась лбом о приборную панель, прежде чем ее отшвырнуло назад. Она открыла глаза, ошалело глядя по сторонам, пытаясь сфокусироваться.
А Талли тем временем уже опускала стекло с водительской стороны.
В темноте перед окном стоял их старый знакомый, полицейский Дэн, тот самый, что три года назад увез Талли из Снохомиша.
– Чувствовал я, что от вас, девчонки с улицы Светлячков, будет один геморрой.
– Твою мать, – сказала Талли.
– Первоклассные манеры, Таллула. А теперь, пожалуйста, выйди из машины. – Он наклонился, посмотрел на Кейт: – И ты тоже, Кейт Маларки. Вечеринка окончена.
В полиции их первым делом рассадили по разным помещениям.
– Пришлем кого-нибудь с тобой потолковать, – пообещал Дэн, провожая Талли в комнату в дальнем конце коридора.
Одинокая лампочка, свисавшая с потолка, освещала стального цвета стол и два убогих стула. Стены были болотно-зеленые, вместо нормального пола – голый шершавый цемент. В воздухе стояла какая-то смутная, унылая вонь, смесь мочи, пота и сто лет назад пролитого кофе.
Стена по левую руку от нее была целиком зеркальная.
Любому, кто видел хоть одну серию «Старски и Хатча»[53], сразу поймет, что это непрозрачное окно.
Может, по ту сторону окна уже стоит соцработница, разочарованно качает головой, сокрушается: «Теперь та замечательная семья ее не примет»; а может, там адвокат, которому, скорее всего, и сказать нечего.